| Егор Егорович Щекотихин — доктор исторических наук, профессор ОГУ им. И. С. Тургенева, директор Научно-исторического центра «Битва за Орёл», Почётный гражданин Орловской области. Автор 30 научных монографий и более 200 статей в газетах и журналах |
Бунина, его поэзию и прозу, я люблю ещё с тех школьных лет, когда на его имя было наложено табу. Он мой учитель и наставник, если иметь в виду его отношение к жизни, работоспособность и творчество
АПОКАЛИПСИС В БУНИНСКИХ МЕСТАХ
Великая Отечественная война — не только крупнейший конфликт в истории, но и величайшая трагедия. Это — не только новая веха на пути становления национального самосознания, но и начало регресса (здесь и далее, в т. ч. в документах, выделено мною. — Авт.), учитывая огромные и невосполнимые демографические и социально-экономические потери, которые понесли наши народы, и прежде всего — славянские.
Политики и историки много говорили о героях и героике войны, т. е. о лицевой стороне медали, забывая об обратной — о жертвах, принесённых на алтарь победы. К сожалению, до настоящего времени не обнародованы точные данные потерь Советского Союза, а также отдельных регионов, подвергшихся нашествию варваров XX века. В своей работе «Германский нацизм и его последствия для народов СССР» мне удалось в полной мере восполнить этот пробел. Исследуя тему потерь гражданского населения, я пришёл к открытиям, которые находят документальное подтверждение.
Первое открытие. Более всего меня поразило то, что на территории свыше 2 млн кв. км, подвергшейся оккупации, оказалось 92,7 млн, или 46% от довоенной численности населения СССР (на 01.07.1941 г. — 199,9 млн). За вычетом эвакуированных граждан и мужчин, призванных в первые месяцы войны с этой территории, в зоне оккупации оказалось более 80 млн мирных граждан, в основном славянского этноса.
Второе открытие. Документы отдела демографии ЦСУ Госплана СССР Российского государственного архива экономики, как самый надёжный и достоверный источник, подтверждают, что потери народов СССР в годы войны составили 40,2 млн человек. Это на 13,6 млн больше, чем официально навязанная нам цифра потерь в 26,6 млн человек, которая не имеет документального подтверждения.
Третье открытие. При сравнительном анализе статистики потерь регионов открылась неопровержимая истина: народы Страны Советов в силу разных обстоятельств заплатили за победу «векселями» с большей суммарной разницей, где цена — это жизнь и изломанные судьбы оставшихся в живых. Сравните: Прибалтика и Грузия, Белоруссия и Казахстан; Орловская и Самарская области; Ленинград и Москва, Сталинград и Новосибирск. Убыль населения 10 российских регионов Поволжья, Урала, а также республик Закавказья, которые не подвергались оккупации, за годы войны составила 3,8 млн человек, или 14% от довоенной численности (27,7 млн). В то время как потери оккупированных областей России, Украины и Белоруссии составили 28,6 млн, или 34% от довоенной численности (83,3 млн чел.). Таким образом, потери населения трёх славянских республик по прямой вине нацистского режима были на 20% выше, чем в регионах, избежавших нашествия, и составили 17 млн человек, в основном мирных граждан.
Подтверждением такой жёстокой закономерности преступной деятельности нацистов служит пример Орловского региона, население которого, насчитывающее до войны 3,5 млн человек, за два года оккупации уменьшилось почти на 1,2 млн, или на 34%, т. е. потерян каждый третий житель.
Крах германского нашествия, или Елец — кость в горле нацистов.
Во второй половине ноября XXXIV армейский корпус немцев, теряя время, силу и былую мощь в затяжных и изнурительных боях, стал продвигаться на Ливны, Елец и Задонск. 5 декабря 134-я и 45-я дивизии врага ворвались в Елец. Это был последний успех Вермахта. Дальнейшее наступление на Восток, за Дон, не состоялось. Немецкая мечта о древнем русском городе Задонске растворилась в лютой морозной дымке: 6 декабря температура опустилась до минус 38 градусов. Перспектива повторения судьбы армии Наполеона, которой так боялись немцы с начала Восточной кампании, стала реальной.
Из оперативной сводки 45-й пехотной дивизии Вермахта с 5 по 17.12.1941 г.:
«Сильный мороз, заморозивший все ухабистые дороги, идущие через поля, привёл к поломке орудий и техники: оси, колёса и другое оборудование раскалывалось на морозе, как стекло. К тому же почти все моторизованные части были обездвижены из-за недостатка горючего.
Таким образом, уже к 4.12.41 г. в результате больших (кровавых) потерь и обморожений боевая мощь дивизии была значительно снижена. Холод, плохие дороги и невозможность нормального ночлега подорвали дух солдат не меньше, чем недостаток обмундирования: при 30-градусном морозе люди маршировали в тиковых штанах и разбитых ботинках; наушники и перчатки изготавливались вручную. Не давали покоя вши. Ко всему прочему дивизия несла материальные потери, из-за падежа лошадей и поломки машин невозможно было передвигаться.
5.12.41 г. Тяжёлые бои сегодняшнего дня показали:
1) 50% состава ведущих бой частей имеют обморожения из-за нехватки зимнего обмундирования.
2) При температуре минус 31 градус отказали пулемёты.
3) Из-за мороза вышли из строя оружие и машины».
Слово «Елец» в переводе с тюркского означает «кость». Эта крупная кость и стала поперёк горла врага, наступающего на восток — в задонские степи. Ни выплюнуть её, ни проглотить — не было ни сил, ни возможности. Одним словом, здесь Вермахт задохнулся. Мало того, чуть ниже пасти, у села Россошное, гитлеровскому зверю было перерезано горло: кровь потомков тевтонских рыцарей на заснеженных полях полилась рекой. Это была первая расплата за восточный авантюризм. Освобождение города, а затем разгром войск XXXIV корпуса генерала Метца, который попал в окружение в треугольнике городов Ливны — Русский Брод — Верховье, стало результатом блестяще проведённой Елецко-Ливенской операции. Пример безысходности ситуации — смерть генерала Конрада фон Кохенхаузена: когда его 134-я дивизия попала в окружение, он застрелился на дороге, по которой Бунин часто ездил в Новосиль.
«В Мягком, — вспоминает писатель Иван Акулов, ветеран 137-й стрелковой дивизии, — была захвачена машина самого генерала Кохенхаузена с его личными вещами: тёплым халатом, одеялом на лебяжьем пуху, коробками сигар «Бремер» и фамильным термосом, в котором под серебряным колпачком-стакашком ещё томился горячий кофе».
Чтобы выяснить неизвестные моменты этой первой наступательной операции, проведённой войсками Красной армии, я в 2002 году отправился в Федеральный военный архив Германии, находящийся в г. Фрайбурге. Мне повезло: я обнаружил не только отчётные документы, где по минутам был расписан ход боевых действий, но и, что было особенно важно, — воспоминания немецких ветеранов, участников бескомпромиссного кровопролитного сражения, развернувшегося в местах, с которыми связана жизнь лауреата Нобелевской премии Ивана Алексеевича Бунина.
Особую ценность в смысле восстановления тех страниц войны имеют мемуары капитана Бернарда Графта «Битва на степных просторах глазами командира батальона 482-го полка 262-й пехотной дивизии».
«6 декабря 1941 г. Минус 40 градусов...
482-й пехотный полк 2-й армии, находясь в Елецком районе, одним из последних прекратил движение на восток. Запланированный отвлекающий манёвр не состоялся. Русские упорно наступают. С большим мастерством русские применяют свои тяжёлые 12- и 18-см миномёты, которым мы можем противопоставить только наши 8-см миномёты, да и то если бы они у нас были.
В Николаевке наши солдаты поджигают пять домов».
В начале второй декады декабря мороз отпустил, пошёл пушистый снег. Для авиации врага наши воины стали невидимы: они растворились в снежной замети. Особенно лихо продвигались по тылам врага кавалерийские полки. Кто мог подсчитать тогда точно вразброс лежащие по степи окровавленные тела вражеских пехотинцев? В удар сверху, наискось разваливающий человеческое тело от плеча до бёдер, бойцы с красными звездами на шапках-ушанках вкладывали всю злость, всю ненависть, всю силу, копившиеся все эти месяцы. Началась расплата за поруганную честь Матери-Отчизны. Ведь куда дошли? До Куликова поля! Дальше, как говорится, уже некуда.
«Когда мы взяли село Медведки, — вспоминал командир взвода разведки 137-й сд капитан В. В. Криворученко, — то нарочно зашёл в тот дом, где стояли, когда в ноябре обороняли это село. Начали спрашивать хозяйку: «Что тут фрицы наделали?» — «Девушкукомсомолку расстреляли, забрали кур, гусей, свиней. Нас называли «русшвайн», а сами что в доме делали, нельзя рассказать, чтобы не плеваться. Вот и поди теперь рассуди, кто из нас «швайн» — русский или немец».
И в каждой освобождённой деревне — сожжённые дома, люди без крова зимой, женщины и старики, повешенные на деревьях...»
6 декабря бессмертный подвиг совершил башенный стрелок танка 150-й танковой бригады Михаил Митрофанович Крохмаль. Прикрывая отход нашей пехоты, его танк получил восемь пробоин. Механик-водитель и командир танка были убиты, Крохмаль тяжело ранен. Жители с. Озёрки оказали ему помощь. Но гитлеровцам удалось захватить танкиста. Они учинили ему жестокий допрос. Воин молчал. Начались пытки. Гитлеровские изверги распороли ему живот и насыпали в него соль. М. М. Крохмаль, как видели жители, скончался, не произнеся ни слова. Посмертно он был награждён орденом Ленина.
Бунинские родные места — зона выжженной земли.
Ветеран 45-й пехотной дивизии Втин Вег пишет: «Вечером 10 декабря была получена тревожная весть: передовые отряды Советов на западе обошли наш фланг, одним броском достигли железнодорожной линии Елец — Орёл на севере и собирались отрезать наш отход на запад.
Чтобы хоть как-то сдержать преследование противника, было приказано поджигать каждое село, каждый дом: в такой жуткий мороз русские не будут иметь ни малейшего шанса встретить на своём пути какое-либо жильё. Насколько глаз мог охватить бескрайние просторы, повсюду пылали горящие избы. Ночами небо было ярко-красным от зарева пожаров и являлось предвестником, тенью ужасов войны. Русские кавалерия и группы танков днём и ночью следовали за нами по пятам, не отставали от нас ни на километр, окружая и перерезая пути отхода».
Из мемуаров Бернарда Графта:
«9 декабря 1941 г. Минус 40 градусов... (В тот день мороз резко ослабел — до 0 градусов. — Авт.)
Положение берлинцев час от часу всё хуже. Они отводят свои войска. Отдаю приказ шофёрам: разогревать моторы.
Сапёры штабной роты и моторизованные роты поджигают дома, которые не удалось поджечь раньше.
Странно видеть солдат, бегающих с факелами от одного дома к другому. Соломенные крыши мгновенно загораются. Я сажусь в свою машину. Вспоминаю витиеватые слова нашего командира Вахсманна: «Тактические соображения вынуждают нас занять исходные позиции». Смешно: каждый из нас боится произносить слово «отступление»...
Я оборачиваюсь: облако дыма застилает горизонт — горит Николаевка.
Горит небо! На юге. На востоке. Это полыхающее зарево, которого мы ещё не видели. Таинственными кажутся дома, ветки деревьев. Три четверти неба охвачены огнём, и запад кажется маленькой чёрной полосой.
Поздно ночью приходит связной. Его лицо в свете настольной лампы кажется почти красным: «После поджога местности оставшийся арьергард отступил. Пехотный батальон передислоцируется в Товарково.
10 декабря 1941 г. Выдвинулись ещё затемно. Уже 20 км до Товарково. В нашем тылу горит заревом Ламское. Позади восток, север и юг полыхают красным. Не только жители взволнованы этими пожарами.
В полночь связной приносит приказ по полку.
«Полк входит в Товарково, разрушает её. В 9.00 через Новосёлки, Семенецкая достигает Большая Кулига.
Полное уничтожение близлежащих населённых пунктов должно быть произведено 11 и 12 декабря. 2-й батальон разрушает Новосёловские Выселки.
Место сбора для годных к службе молодёжи и пленных в Ульяновке».
Эти документы подтверждают не только приказ об уничтожении деревень и сёл, но и факт начала угона русской молодёжи в Германию. Немецкое руководство понимало, что наши юноши призывного возраста — потенциал Красной армии, поэтому за немецким солдатом, спешно отступающим на запад, оставалась не только выжженная, но и безмужицкая земля.
Оперативная сводка 57-й бригады войск НКВД от 12 декабря 1941 г. свидетельствует о том, что места, где прошли детство и юность Ивана Алексеевича Бунина, были разорены и сожжены дотла: «262-я пд. поспешно отступает во всей полосе бригады на запад и северозапад, сжигая на своём пути сёла и грабя местное население. Сожжены Озёрки, Каменка, КаменкаРемера и Лаухино. Горят: Круглое, Новосёлки, Колодец и др. сёла».
Из докладной записки «Об итогах нанесения разрушений в Становлянском районе во время оккупации»: «Оккупация Становлянского района продолжалась всего лишь 16 дней, т. е. с 24 ноября по 10 декабря 1941 года, и за этот короткий срок немецко-фашистские изверги нанесли району громадные разрушения и произвели неслыханные чудовищные зверства над мирным населением».
По данным Комиссии Становлянского района по установлению злодеяний захватчиков, во время отступления немцы сожгли 43 населённых пункта, 2052 дома колхозников. Было расстреляно 68 человек, в т. ч. пятеро детей, угнано в Германию 122 человека. Отобрана или зарезана вся живность: 892 коровы, 2243 овцы, 261 свинья, 13 526 кур и гусей, 529 пчелосемей.
А теперь представьте: лютый мороз, белый снег, чёрное пепелище и русская мать с детьми. Не буду скрывать, моя мать, получив похоронку на отца и оказавшись с шестью детьми у своего сожжённого дотла дома, лишилась ума и долгие годы лечилась в психоневрологическом диспансере. Замечу: мы жили в 500 метрах от вокзала ст. Орёл, у нас чудом осталась корова. Нам было легче. А там, на елецких степных просторах, как выживали люди — уму непостижимо. Сколько их погибло, установить трудно ввиду того, что административные границы районов менялись.
Но в соседнем Ливенском районе точные цифры демографической статистики вопиющие. За время 15-месячной оккупации население самого крупного по численности района Орловской области уменьшилось на 30 тыс. человек — с 72 до 42 тыс. (на 41%). То есть каждый второй из пяти граждан района исчез с лика земли. Для сравнения: в Задонском районе, не подвергшемся оккупации, население уменьшилось с 63 до 51 тыс. (на 19%). Это в основном мужчины (12 тыс.), которые ушли на фронт и не вернулись домой.
В актах о злодеяниях и ущербе, нанесённом населению Ливенского и Становлянского районов, указывается, что у жителей оккупанты отняли почти всю живность (коров, овец, свиней, гусей, кур), продукты (мясо, сало, мёд, топлёное молоко, хлеб печёный, мёд, яйца, картофель), имущество (шубы, валенки, сапоги, косы, самовары, швейные машинки, в е л о с и п е д ы , патефоны, сундуки и др.).
Комиссии четырёх районов: Верховского, Мценского, Никольского и Новодеревеньковского — подтвердили, что в этих районах было полностью сожжено 313 селений из 465, или 67%.
Командир XXXXVI танкового корпуса генерал-лейтенант Рудольф Бамлер вспоминал о тех днях с содроганием: «Соединение неожиданного наступления и морозов, к которым мы не были подготовлены, дало убийственные результаты. Я вспоминаю такие картины: пехотинцы бредут по снежным полям на запад, не желая залезать в окопы и бросая оружие. Даже некоторые офицеры бежали с передовой, крича, что продолжать бой не имеет смысла: всё равно все перемерзнут или будут убиты. Я как сейчас вижу длинные колонны безоружных, оборванных солдат, бредущих по снежной пустыне. Ещё страшнее был вид населения эвакуированных деревень... Впервые был применен приказ о «выжженной земле».
Из мемуаров Бернарда Графта:
«11 декабря 1941 г. Подразделение сапёрного полка уже давно занято уничтожением деревни по обе стороны оврага. Внезапно в небо взлетает красная ракетница. Потом ещё и ещё. Это заставляет солдат работать быстрее. Целая цепочка домов уже охвачена огнём.
Мы начинаем движение. Позади нас выгоревшая земля. Красный закат. Горят скирды. Крестьянские дома чёрными пятнами золы чернеют на оплывшем по краям белом снегу.
На восточном ветру проклятия застывают, не успев сорваться с губ. Мёртвая земля. Выгоревшая земля. Белый саван.
Даль широкая. И русская дальневосточная армия преследует нас по пятам. Подходит. Наступая и угрожая. С новым оружием. Оргáны. Сталинские оргáны...
Дрожа, мы поворачиваем спину темноте. И так велико наше удивление: полковой штаб уже в Новосёлках!».
В соседнем селе Грунин Воргол, где покоится прах предков великого русского писателя Ивана Бунина, немецкие оккупанты при паническом отступлении сожгли 27 домов тружеников колхоза «Серп и молот», правление колхоза, 2 свинарника, угнали 16 и убили 2 коров.
Графт совершенно не говорит о поведении местного населения, дома которого поджигали его солдаты — факельщики. Он умалчивает о мародёрстве. Трагедия центра России им только обозначена. В то время в каждом доме, который поджигался немцами, жила женщина с кучей детей при немощных стариках. Не найдётся слов, чтобы описать вселенское горе, которое посетило почти каждую семью, оказавшуюся в 30-градусный мороз на пепелище.
Впервые обнародованные документы, обнаруженные автором в немецком архиве и переведённые на русский язык, подтверждают, что ещё до приказа Гитлера, который поступил 19 декабря и предписывал при отступлении сжигать все населенные пункты, эту инициативу ещё раньше взяли на себя немецкие командиры среднего звена (полковые и дивизионные). Вышеприведённые документы неопровержимо доказывают злодеяния регулярных немецких частей (и не только эсэсовских) на Русской земле.
О геноциде русских
Изучая отчётные документы немецких полков, дивизий и армий в Военном архиве Германии, автор обнаружил материалы, которые служат прямым свидетельством тотальной войны Вермахта на уничтожение славянского населения.
«Для нас, немцев, важно ослабить русский народ в такой степени, чтобы он не был в состоянии помешать нам установить немецкое господство в Европе».
Сегодня некоторые политики и историки от политики сам факт проведения нацистами продуманного истребления народов СССР, и особенно русского, ставят под сомнение. Но третейский судья, американский представитель обвинения на Нюрнбергском процессе Телфорд Тейлор заявил: «Зверства, совершённые вооруженными силами и другими организациями Третьего рейха на Востоке, были такими потрясающе чудовищными, что человеческий разум с трудом может их постичь. Эти зверства имели место в результате тщательно рассчитанных приказов, директив, изданных до или во время нападения на Советский Союз, и представляли собой последовательную логическую систему».
Жестокость нацистского режима была такова, что, согласно подтверждённым статистическим данным ЦСУ Госплана СССР, каждый четвёртый житель оккупированных территорий (или 25%) не дожил до Победы, каждый второй дом был уничтожен.
Всё это, так или иначе, привело к резкому обострению социальных проблем оккупированных территорий огромного региона, если не сказать больше — к социально-экономической катастрофе, последствия которой сказываются до сих пор. Разве сестра автора Вера Егоровна, его брат Виктор Егорович, а также десятки, если не сотни тысяч «детей войны» жили бы сейчас в такой, можно сказать, нищете? А живут они в бедности потому, что нацисты навязали нам войну, на которой погибли наши отцы, немецкие оккупанты ограбили нас, сожгли наши дома.
Сотни тысяч примеров нацистских преступлений на нашей земле зафиксированы, подтверждены документами и свидетельскими показаниями. Акты комиссий о злодеяниях оккупантов подтверждают, что нас убивали, расстреливали, вешали, закапывали в землю и сжигали живьём, загоняли женщин и детей на минные поля, травили немецкими овчарками, морили голодом, отбирали у детей кровь для немецких лётчиков. Подумать только, население оккупированных территорий сократилось за годы войны с 92 до 61 млн, т. е. потерян каждый третий человек. И это лишь за два года. Программа уничтожения славянских народов была рассчитана на 20 лет. Думаю, нацистам хватило бы и 10 лет, чтобы русские, украинцы, белорусы и другие народы растворились бы прахом на своей земле или превратились в пепел в крематориях Третьего рейха.
Такой процесс иначе как геноцидом назвать нельзя. (Геноцид — от греч. genos — род, племя и лат. caedo — убиваю, истребление отдельных групп населения, целых народов по политическим, расовым, национальным, этническим и религиозным мотивам.) Мы вправе заявить всему миру, что во время Второй Мировой войны мирное гражданское население славянских республик и более всего — конгломерирующая их русская нация подверглись геноциду. О холокосте евреев весь мир кричит, о геноциде армян весь мир громко говорит, о геноциде русских — стыдливое молчание.
Автор не приемлет постулат «понять — значит простить». Нельзя простить злодейства нацистского режима, учинённые над великой нацией, имеющей выдающиеся примеры общечеловеческой культуры и представленной всему миру признанными просвещённым сообществом светочами великого гуманизма, такими как Толстой, Тургенев, Бунин, Фет, Тютчев, Апухтин и др. (К слову: родовые гнёзда всех этих писателей и поэтов были осквернены либо уничтожены немецкими оккупантами.)
Простить — это значит забыть. Не прощать, а напоминать постоянно, ежедневно — это наш долг. Ибо злодейство, преданное забвению, может повториться вновь.
P. S. Упомянутые в боевых сводках и архивных документах Елец, Озёрки, Новосёлки, Колонтаевка, Васильевское, Грунин Воргол, Скородное, Измалково и др., — места, где зарождалась плоть великого и непревзойденного языка лауреата Нобелевской премии Ивана Алексеевича Бунина, подверглись уничтожению огнём и металлом. Знал ли об этом писатель, живя в это время в Грассе, на юге Франции?