|
Мария Викторовна Михайлова — доктор филологических наук, профессор филологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, член Союза писателей Москвы, академик РАЕН |
|
|
Елена Андреевна Полтавская — член Союза писателей России, выпускница Лите- ратурного института имени А.М. Горького, президент фонда поддержки литературы, культуры и искусства «Иппокрена». |
МИНУВШЕЕ ПРОХОДИТ ПРЕДО МНОЮ…
(Литературное наследие России: И.А. Бунин, Б.К. Зайцев и другие)
Когда в одном месте встречаются два ярких человека, интересно за ними наблюдать. А если их объединяет одна тема, и тема эта — Серебряный век, то интереснее вдвойне. Мария Викторовна Михайлова, буниновед, заслуженный профессор МГУ имени М.В. Ломоносова, начавшая изучение творчества И.А. Бунина, когда имя писателя только возвращалось на родину, 50 лет назад. А это значит, информация собиралась по крупицам. И, наоборот, Ренэ Герра, французский славист, профессор Сорбонны, родился и рос в тех местах, где осталось культурное наследие уходящего Серебряного века, где жил и работал Нобелевский лауреат И.А. Бунин. Один ученый мечтал прикоснуться к подлинникам и почувствовать пульс творчества ушедших талантов, другой — и держал подлинники в руках, и делал все, чтобы их сохранить. Они разные, но как много общего! Что их объединяет? Дело. Дело длиною в жизнь. И так сложилось, что звезды сошлись. Сначала в небе… Потом был март, Ницца и… они встретились.
Что ощутите вы, дорогие читатели, когда присядете в погожий весенний день на большую каменную, изъеденную временем скамью, стоящую рядом с виллой «Бельведер» на дороге, ведущей в Грасс, зная, что почти 80 лет назад на ней отдыхал сам Иван Алексеевич Бунин, совершая пешеходную прогулку? Наверное, трепет. Возможно, именно об этой скамейке пишет Галина Кузнецова в своем «Грасском дневнике», упоминая, что скамья находилась в самом конце сада. Значит, они сидели на ней вдвоем. И Бунин давал своей молодой ученице дельные советы о том, как следует писать, на что обращать внимание, создавая образ героя, рассказывал, как он сам поступает с «прототипами»: от одного возьмет одно, от другого другое. А если взяться за ручку двери на вилле «Бельведер», ту самую, к которой прикасался Бунин, то, возможно, возникнет вдруг перед вашими глазами неповторимый и в то же время узнаваемый облик будто бы знакомого вам человека… Не это ли чувство имел в виду сам Бунин, когда создавал строки: «…Счастлив я,// Что моя душа, Вергилий, // Не моя и не твоя»? И тогда же, в 1916 году, он дал этому пронзительному чувству чеканную формулировку: «Нет в мире разных душ // И времени в нем нет!»
Вот это счастье приобщения к бунинским местам в Провансе (Ницца, Канны, Грасс) было подарено группе почитателей творчества Нобелевского лауреата, куда входили и ученые-буниноведы, и простые почитатели творчества писателя, в марте 2018 года. Поездка была запланирована и организована в рамках подготовки к фестивалю «Бунинские Озерки», которая не прекращается ни на один день в течение всего времени после последнего празднования. Прилетевшим в Ниццу был обещан бесценный опыт прикосновения к тому, что составляло жизнь Бунина (и не только его, но и гостей, навещавших его на снимаемых им виллах) на протяжении почти 25 последних лет его жизни. Но Ницца — это еще и кладезь русской истории, литературы Серебряного века, который яркими звездами вспыхнул в России, а «догорал» за ее пределами.
И вот мы в гостях. Пояснения дает выдающийся славист современности, исследователь культурного наследия первой волны русской эмиграции во Франции, профессор университета в Ницце, автор более чем полутора десятков книг (в том числе «Они унесли с собой Россию. Русские эмигранты-писатели и художники во Франции (1920—1970)» и «Когда мы в Россию вернемся»), в которых рассказывается о гигантской и бесценной коллекции раритетов, им собранных. Прежде чем совершить «бросок» на виллы «Бельведер» и «Жаннет» в Грассе, этот уникальный человек приобщил нас к своей коллекции, продемонстрировал ее лучшие экспонаты. Для того чтобы узнать ее подробнее, потребовались бы дни и дни — а у нас было всего несколько часов. Но каких!
И вот уже два часа мы ходим за нашим рассказчиком по его дому. На стенах работы русских художников начала 20-го века.
- Вот, посмотрите, это Серебрякова, а там Бушен… А вот мой любимый Анненков. Знаете, как я познакомился с Анненковым?
- Нет, — отрицательно качаем мы головами.
- В марте 1969 года я случайно купил в Москве за копейки поэму Александра Блока «Двенадцать». Книга была издана на армянском языке, однако там имелась строка, где по-русски значилось, что иллюстрации Юрия Анненкова. Номер телефона Юрия Павловича я нашел в телефонной книге.
Мы подходим к книжному шкафу. Ренэ Юлианович (так на русский манер его обычно величают гости из России, ибо погруженность Герра в русскую культуру и любовь к ней позволяют по праву назвать его русским душой) осторожно берет книгу. Она обернута калькой.
- Это Бунин. У меня больше ста книг с автографом Бунина. А здесь Ремизов, — мы уже подошли к другому шкафу. И снова все книги аккуратно расставлены и обернуты калькой. — Здесь есть любопытные вещи…
И уже на ходу: «Ну что, идем дальше?»
Когда мы вернулись на первый этаж, к нашему приятному удивлению — стол для гостей был уже накрыт. Жена Ренэ Юлиановича, Ирина, гостеприимно улыбалась. Мы присели. Как это было кстати! Наши головы буквально дымились от такого количества информации. На вопрос хозяина «Может, вина?» мы ответили быстрым согласием.
- Вино с местных виноградников, — начал хозяин. — Куплено не в магазинах, а у производителя. В Ницце всего десять виноградников. Ну, давайте выпьем. Для вдохновения полезно.
- Как вам еда? — поинтересовался хозяин. — Это как пельмени, только без мяса. Я не беру мясо в супермаркетах. Только у мясника. Просто боюсь. Береженого бог бережет, — смеется хозяин. — Да, и еще люблю пирожки с капустой, но это в России…
Надо еще раз сделать акцент на «разношерстном» составе нашей группы. В ней были люди разных возрастов: и те, кто знает жизнь и творчество Бунина досконально, работает с его текстами как профессионал (уже упомянутые М.В. Михайлова, Е.А. Полтавская, Г.И. Седых), и те, кто давно почувствовал на себе магию бунинского слова (кандидат психологических наук Е.И. Энсис), и те, кто только начинает постигать философскую и эстетическую наполненность бунинской поэзии и прозы, а также узнает имена выдающихся представителей культуры Русского зарубежья. Но все присутствующие одинаково замирали в восхищении, когда из книжного шкафа доставалась какая-нибудь книга выдающегося представителя первой волны эмиграции (Зинаиды Гиппиус, Алексея Ремизова, Георгия Адамовича) с дарственной надписью, обращенной к нашему проводнику в этот книжный рай. Знакомство с огромной библиотекой Ренэ Герра, включающей в себя едва ли не все, что написано и издано по-русски и на других языках о судьбах русской эмиграции первой и второй волн XX века, стало абсолютным потрясением. Показывая книги с автографами, демонстрируя полотна художников (З.Е. Серебряковой, Б.Д. Григорьева, С.И. Шаршуна, Ю.П. Анненкова и других), Герра говорил, как стало очевидно из приведенной сценки, о жизни и судьбах людей, большинство из которых он знал лично. Особенно впечатляющим получился рассказ о потрясающем художнике Анненкове, рисунки которого к различным изданиям хозяин дома демонстрировал. А еще Герра показал свой портрет, сделанный Анненковым в 1970 году. Не менее яркими были впечатления и от каллиграфии Ремизова и его «многомерных рисунков», которые тоже имеются в коллекции. И хотя Ренэ Юлианович лично этого затейливого писателя не знал, благодаря книгам с дарственными надписями его присутствие в доме ощущалось так же явственно, как и присутствие друзей хозяина дома. Попутно звучал рассказ о возвращении наследия эмигрантов на родину, которое происходило в несколько этапов.
Получался живой, «непричесанный» разговор, в котором каждый мог составить и собственное мнение по любому обсуждаемому вопросу, и личное отношение к тому или иному персонажу. Но многое мы узнавали и о привычках хозяина дома, о его вкусах и пристрастиях. А роскошные иллюстрации из упомянутой коллекции стали еще одним участником увлекательного разговора. Перед присутствующими раскрылись все стороны яркого и ярого темперамента коллекционера и ученого. При этом Герра весьма откровенно высказывался о представителях первых волн эмиграции, о сложнейших внутренних разногласиях, вылившихся в формирование разнополюсных лагерей, выявивших непримиримых противников. С горечью он говорил, как мало переводили замечательных русских писателей эмигрантов первой волны — Бунина, Зайцева, Ремизова — на французский язык, что объяснялось настороженным отношением во Франции к тем русским, кто не принял Октябрьскую революцию (среди французской интеллигенции очень сильны были просоветские настроения, Французская коммунистическая партия была очень влиятельна). Не скрывал он и своей рефлексии по поводу взаимоотношений власти и интеллигенции, бурно реагировал на происходящие в России изменения.
Но несмотря на горестные перипетии судеб русских эмигрантов, в целом у слушателей возникло ощущение единства русского мира как историко-географического пространства, понимание Русского зарубежья во всей полноте его культурной реализации. Особенно поразило огромное количество периодических изданий на русском языке, выходивших с 1920-х по 1990-е годы, в которых публиковались не только титаны русской культуры, но и сотни других авторов, представляющих различные политические и художественные течения, философские и религиозные школы. И Герра, приоткрывая занавес исторической драмы, свидетельством которой являются эти издания, многие из которых дошли до нас в единственном экземпляре и хранятся в его бесценной коллекции, доказывал, что культурные границы России уже давно не совпадают с государственными.
Завтра господин Герра обещал проводить нас в Грасс, чтобы показать виллу, в которой когда-то жил И.А. Бунин. И, конечно, в связи с этим у нас возникает много вопросов, которыми мы засыпаем радушного хозяина. Но он, будто и не утомившись, моментально включается в беседу.
- В Грассе в начале 20-х годов Бунин снимал сначала виллу «Монфлери», потом «Бельведер», а позже «Жаннет», где проводил несколько месяцев в году. Мне кажется, Бунин был своеобразным магнитом, многие с ним хотели встречаться, общаться. Но лишь с одним писателем Бунин был на «ты». Это Борис Зайцев.
- А Борис Зайцев бывал в Ницце? — спрашивает специалист по творчеству
Б.К. Зайцева, инициатор эко-фестиваля «Бунинские Озерки» Елена Андреевна Полтавская.
- Зайцев также бывал в Ницце. Чаще гостил в Грассе у Буниных: первый раз в сентябре 1925 года, потом в июне 1926 года и летом 1928 года. Там же писал свою замечательную повесть «Анна». В 1936 он снова в Грассе, где работает над первым томом своей тетралогии «Путешествие Глеба», названном «Заря».
- Писатели, наверное, и стремились друг к другу потому, что общение давало ощущение Родины, — развивает далее тему этой редкостной дружбы буниновед, профессор Мария Викторовна Михайлова. — Может, именно поэтому на вилле в Грассе Бунин всегда кого-то принимал. Да и творческие люди, которые там время от времени жили, могли создать ту атмосферу вдохновения, в которой так хорошо работалось.
- Может быть, — задумчиво откликается наш рассказчик.
- Писать по-русски, — продолжает Мария Викторовна, — в отрыве от Родины, в другой языковой стихии, писать все лучше и лучше… Это, пожалуй, удалось только им двоим.
- И это несмотря на возраст, на трудные материальные, психологические и моральные условия, — подчеркивает французский славист. — А это, скажу я вам, поистине настоящий подвиг. И каждый из писателей-эмигрантов по-своему, в меру своих сил, его совершил.
- Ренэ Юлианович, а вы все-таки расскажите про Зайцева, — просит Елена Андреевна. — Вы же его лично знали. Даже были у него секретарем.
- Зайцев благодаря революции стал православным, — начал господин Герра. — Когда свершились все эти события 1917-го года, он все понял. Позже поняли Шмелев и даже Ремизов. Возьмите произведение «Чистый понедельник» Бунина. Там гимн православию. А Зайцевым написаны «Преподобный Сергий Радонежский», «Алексей Божий человек».
- Ренэ Юлианович, у меня тут на планшете есть Зайцев, — восклицает Елена Андреевна. — Вот из «Преподобного Сергия Радонежского». Разрешите? «Безмолвно Сергий учит самому простому: правде, прямоте, мужественности, труду, благоговению и вере». Такие слова… Остаться без родины, извините, без средств к существованию… Но в словах нет борьбы… Это просто вечные слова истины…
- Это смирение дало ему православие, любовь к родине… — отозвался Ренэ Юлианович. — Зайцев любил рассказывать о своей жизни в России, в Москве и в имении отца Притыкино. А также о своих поездках в Италию…
- Да, Италию он любил. Знаете, — подхватывает Полтавская, — я недавно была во Флоренции. Прихватила с собой очерк Б.К. Зайцева «Флоренция». Гуляла по улочкам древнего города и смотрела на него глазами этого писателя. Это какое-то особое прочтение… Каждая строчка оживает.
- Тогда вам надо в Париж, в район Пасси…
- Это вы про его роман «Дом в Пасси»? — раздается голос одного из присутствующих.
- Да, погуляйте по Парижу, по району Пасси… Представьте. И как всегда у Зайцева… Люди живут, говорят, страдают. А потом, когда произведение заканчивается, начинаешь понимать, что каждая человеческая судьба — это планета…
- Вот я недавно перечитывала новеллу Зайцева «Карл V», — признается Елена Андреевна, — про императора эпохи Возрождения. Вот это планета. Но писателя волнует душа великого человека. А как написано! Казалось бы, просто, лаконично… Легкий росчерк импрессионистских мазков в духе Зайцева. А в конце рассказа понимаешь — вся жизнь императора прошла перед глазами.
Ренэ Юлианович немного загрустил. Через минуту продолжил:
- Мы часто сидели с Зайцевым в его кабинете на втором этаже особнячка на авеню де Шале, дом 5, и я слушал его увлекательные рассказы о дореволюционной России, о русской деревне, о блистательном русском довоенном Париже. Он любил красное вино из Бордо.
При словах «красное вино» мы посмотрели на бокалы. Совсем забыли про вино!
- Все эти люди доживали достойно, — Герра поднял бокал, — оставались верными русской культуре. Они надеялись, что их будут публиковать. Все надеялись на победу. Но они не победили. Разве это победа? И я говорю: я 30 лет был на стороне побежденных. Единственная моя заслуга, что я полвека назад понял ценность всего того, что было создано русскими писателями, художниками, философами в эмиграции. И я стал спасать и собирать это бесценное культурное наследие.
Он замолчал, задумался, посмотрел на бокал:
- За нас!
- Нет, Ренэ Юлианович, за вас, — почти хором сказали мы.
Так мы узнали, как получилось, что достаточно молодому еще человеку ярчайшие люди России считали для себя обязательным дарить книги. Да, так счастливо сошлись звезды, что он совсем юношей стал секретарем и помощником Б.К. Зайцева, выдающегося писателя ХХ века, создателя уникальной автобиографической эпопеи «Путешествие Глеба», по тонкости проникновения в душу входящего в жизнь человека сопоставимой с «Жизнью Арсеньева» И.А. Бунина. Конечно, такое доверие было оказано молодому филологу неслучайно. Его просто фантастическое знание русского языка поражает. И дело не просто в правильном словоупотреблении или отсутствии французского акцента, а и в насыщенности речи присловьями, поговорками, присказками, в чем мы убеждались ежеминутно.
Вот скажите честно, когда последний раз вы сами употребляли нечто подобное? С грустью признаемся, что наш язык на глазах беднеет, что мы редко обращаемся к этой сокровищнице русского языка. А Ренэ Юлианович (неслучайно такой русизм принимается им лояльно) так и сыплет русскими пословицами и поговорками, нередко расцвечивая свою речь и крепким словцом (но всегда к месту и с завидным тактом). Помимо книжной коллекции, Герра, как уже стало понятно, обладает еще и бесценными живописными полотнами.
Но если перечисленные выше имена все же были достаточно хорошо знакомы слушателям (хотя это не отменяет потрясения, когда видишь их работы воочию, вот так рядом), то имя Дмитрия Дмитриевича Бушена пока еще мало известно на родине. А этого выдающегося театрального художника, которого еще называли «художник-поэт», связывала с Ренэ Герра глубокая дружба. Ей мы и были обязаны встрече (для многих из нас — первой) с его картинами и рисунками. И таких открытий оказалось немало во время «пробежки» по дому Герра. Всеобщее восхищение вызвали также выполненные в технике акварели и гуаши рисунки Жени Хаджи-Минаш, изобразившей восточных женщин в национальных костюмах.
Жилище коллекционера, как стало ясно, буквально заполнено совершенно уникальными вещами, причем относящимися не только к эпохе первой волны эмиграции, но и к более раннему времени. Так, Герра — еще и обладатель коллекции винных бутылей и штофов из русского стекла, в которых продавались горячительные напитки на протяжении почти полутора столетий, и резных шкатулок, сделанных на Севере из моржовых клыков. Его глаз настоящего собирателя может выхватить на блошином рынке или в каком-то доме вещицу, мимо которой обычный человек пройдет равнодушно. В результате у него в доме появился лифт начала века с раздвижной ажурной решеткой, много других вещей, столь же диковинных и необычных...
Итак, еще на «территории Ниццы», хранящей память о русской Ницце, состоялось наше приобщение к судьбам людей, вынужденных жить и творить за рубежами родной страны. И такое приобщение продолжилось, когда Герра провел экскурсию по бунинским местам. Увидев скромную виллу «Бельведер», этот маленький домик, где в тесноте жили Бунин, его жена Вера Николаевна, его возлюбленная, писательница Галина Кузнецова, куда постоянно приезжали его ученики Леонид Зуров и Николай Рощин, начинаешь глубже понимать психологическое состояние выдающегося художника слова, внутренний трагизм его личности, усугубившийся в эмиграции. Бродя по саду, многие из нас просто прислонялись к тем оливковым деревьям, что знали Бунина, и, наверное, представляли, что и он проделывал когда-то нечто подобное. На ветках мандариновых деревьев висели съежившиеся мандарины, они же устилали и землю у подножья деревьев. А напротив дверей дома разрослась пальмочка — дочка той самой, что была при Бунине. Герра привел ведомую им группу к установленной несколько лет назад невдалеке от виллы мемориальной плите с надписью, что здесь проживал лауреат Нобелевской премии, русский писатель Иван Алексеевич Бунин, и дал нам возможность вволю пофотографироваться у памятника (голова писателя имеет лишь отдаленное сходство с оригиналом).
Не менее значимо было и знакомство с виллой «Жаннет», где Бунин проживал в годы Второй мировой войны и где он скрывал от гестапо писателя А.В. Бахраха. Здесь нам необыкновенно повезло. В отличие от накрепко заколоченной и необитаемой виллы «Бельведер», в сад которой приходилось пробираться, в эту виллу нас пустил сам хозяин — месье Пьер Андре, оказавшийся обладателем незаурядной библиотеки, в которой нашлось место и книгам Бунина. Он нам показал французское издание «Господина из Сан-Франциско», а также книги на русском языке самого Бунина и книги о нем, которые, видимо, дарят месье Пьеру Андре посетители, любезно им встречаемые. Посетили мы и часовню, находящуюся на территории самой виллы. Здесь нас ждал сюрприз, уже не имеющий отношения к Бунину: мы увидели масонскую атрибутику. Оказалось, что месье Пьер Андре — глава местной масонской ложи и масоны здесь проводят свои обряды, принимая в члены организации. Ступени, ведущие к часовне, замшелые и истертые, — те самые, что знали Бунина. Поднявшись по ним, вышли на террасу, откуда нам открылся великолепный вид: Грасс, бухта, морская бесконечность… Это видел и Бунин. Как итог погружения в эти артефакты, связанные с жизнью великого земляка, произошло психологическое постижение сути бунинского характера, удалось почувствовать самым непосредственным образом его настрой тех лет, когда писались и роман «Жизнь Арсеньева», и цикл рассказов «Темные аллеи», когда переживал он личную драму и когда всею душой болел во время войны за судьбу покинутой родины.
Стоит еще добавить, что продолжение знакомства с русской Ниццей произошло на Русском кладбище Кокад. И хотя пришли мы сюда уже без Ренэ Юлиановича, казалось, что слышим его рассказы, и оттого связь с Буниным здесь ощущалась нами особенно остро. Русская Ницца — это особый разговор. В разное время в ней побывали и Н.В. Гоголь, и П.А. Вяземский, и С.Я. Надсон, а в первой трети ХХ века писатели М.А. Алданов, Г.В. Адамович, С.С. Бехтеев и многие другие, кто составил славу русской культуры. Некоторые из них нашли последнее пристанище на этом кладбище. Нам удалось отыскать могилу одного из ярчайших поэтов и критиков Русского зарубежья Г.В. Адамовича, которого в 1972 в последний путь провожал молодой Герра, увидеть неухоженную (пронзила боль!) могилу художника Ф.А. Малявина, прославившего в своих картинах вихревой темперамент русских крестьянок, постоять у мемориала Екатерины Долгорукой, сначала возлюбленной, а потом и законной супруги императора Александра II, обнаружить захоронение знаменитой последовательницы Айседоры Дункан танцовщицы Елены Рабенек, освежить в памяти эпизоды военной истории России у могилы генерала Н.Н. Юденича.
И наконец, последнее приобщение к именам и наследию Бунина и Зайцева состоялось у маленького отеля «Оазис». Известно, что последним произведением Бунина стала книга о его кумире и близком друге А.П. Чехове «О Чехове», к сожалению, не оконченная. Зайцев также отдал дань памяти этому гениальному писателю, написав его биографию. В «Оазисе» приехавший в Ниццу Чехов писал пьесу «Три сестры». У входа во двор гостиницы нас встретила забавная надпись: «Антон Павлович Чехов между 1897 и 1901-ом году во время его перестоя он начал работу «Три сестры и также Ленин между 1909 и 1911-ом году». Думается, что острый на язык Бунин не прошел бы мимо такого потешного объявления и поделился бы этим «наблюдением» со своим другом Зайцевым.
Сокровища русской Ниццы и ее окрестностей постепенно открывались нам в эти короткие 4 дня. Были еще посещение Свято-Николаевского православного собора в Ницце, построенного в 1912 году на месте, где когда-то находилась мраморная часовня, посвященная памяти царевича Николая, сына Александра II, умершего от тяжелой болезни в 22 года, знакомство с прекрасной коллекцией живописи Музея искусств, хранящего автопортрет самой, наверное, популярной русской обитательницы Лазурного берега Марии Башкирцевой, прогулки по Английской набережной и любование виллами и отелями самых разных стилей. Незабываемой оказалась и поездка на виллу Беатрисы Эфрусси-Ротшильд на Сен-Жан-Кап-Ферра. Но где бы мы ни были, в ушах звучал голос и рассказы Ренэ Герра. И на все мы смотрели глазами Бунина и Зайцева, проникаясь их любовью к Провансу!