Прохорова Людмила Юрьевна

Sensus divinitatis

 

Он уже давно хочет уйти. Седые волосы неряшливо выбиваются у корней. Красит их в тёмный каштан. Сам покупает ей эту дешёвую краску, а ещё дегтярное мыло от высыпаний на коже. Восковые полоски. Без них на подбородке пробивается жёсткая щетина. Словно зубная щётка. Сдавала анализы на гормоны. Дисбаланс, переизбыток андрогенов. Всегда гордилась «мужским характером». И вот. Кольца Венеры на шее, как шрамы. И сдавленный рычащий храп по ночам. Растянутые мочки ушей. Расширенные поры на носу. Брови так часто выщипывала, что стали жидкие и с проплешинами. Под ночной рубашкой с узором бута - дряблое грузное тело. Моется два раза в день, а свежести всё равно нет. В ней нет и не будет больше свежести. А в нём есть? Душится амбровыми духами постоянно. Душно. Опостылели. Локти шелушатся. Возле левого выросла крупная некрасивая родинка. Пальцы на руках искривил артрит. Обручальное кольцо впилось в кожу - не снять. Прихрамывает из-за остеоартроза. В уборную ходит по десять раз в день. Недержание. И по телефону тоже. Говорит постоянно с подругами. Скидки в магазине, а в дневном телешоу какой срам, а в вечернем - как поют-то, как поют, с ума сойти! Закрывает дверь, чтобы не слышать. К каждому празднику просит в подарок набор вышивки. Весь дом увешан аляповатыми цветами, умильными котятами, идиллическими домами. Над кроватью - икона крестиком в сусально-золотом багете. Любит красные розы. Пошлость. Стала верить гороскопам, разгадывать кроссворды и покупать лотерейные билеты. Раз в месяц выходят в театр. Спит там с открытыми глазами, а затем старается как можно красноречивее описать свои впечатления. Не интересно. Знает её от и до. Лучше бы знал что-то другое. Нежность ушла. Раздражает почти всё и почти всегда. У него на языке всё время вертится что-то злое. Хочется уколоть побольнее. Больше не жалко, когда плачет. Быстрее бы закончила. Быстрее бы ответила - та, другая. Молодая, гибкая, со свежим телом, густыми волосами до копчика, татуировкой на пояснице. И ведь тонкая, умная. Заметил её сразу, выделил из всех. Смелость мысли и смелость заблуждений. И блузка шёлковая, почти прозрачная, а под ней кружевное бельё. Занимается музыкой, скрипачка, читает запойно и не пьёт. Даже по праздникам. Увлёкся, унесло. Начал приходить на работу вовремя, задерживаться допоздна. Лишь бы видеться чаще. Стали видеться не только на работе. У неё в съёмной комнате на слишком мягком матрасе. И вновь чувствовал себя живым. А теперь в ней - жизнь. Заговорили о разводе. Уйдёт к ней от жены. Всё скажет и уйдёт. Желанная. Часто разглядывал её аватар в мессенджере. Уже и не ждал, а повезло. Красивая, и дети будут красивые и рослые. Так сразу и подумал почему-то, в первую же встречу. Привлекла. С женой было не так.

Было так, как никогда до и никогда после.

Когда впервые увидел её - напугала до дрожи. До мурашек на загривке. Боялся смотреть, боялся даже стоять рядом. Первобытный трепет. Она была страшной, как Бог. Как чума, рак, ВИЧ, облучение и война. Она была страшнее всего того, что когда-либо было с ним, и того, что он мог вообразить. С него будто содрали одежду и кожу и оставили стоять в пустоте и темноте, наполненной бинауральными ритмами. Звуковым фоном, что ставят при бессоннице. Космической, пульсирующей тишиной. Хтонический ужас. Словно перед ним был не человек, не женщина из плоти и крови, а что-то большее. Не встреча взглядов, а прикосновение неведомого. Невиданного.  Безбренного. Холодное дыхание того, из чего когда-то родился весь мир.

Потом только рассмотрел внимательно. Хорошенькая. Лицо-хамелеон. То нежное и почти бесцветное, то почти порочное. И почему только напугала? И куда всё ушло…

Ночью за окном шумит ветер. На часах - три, а сон всё не идёт. Украдкой заглядывает в телефон. На фотографии лучится широкая улыбка. Счастливая и безмятежная. Внутри шевелится предвкушение будущего счастья. Будет гордиться, ходить с ней по друзьям. И кровь вновь будет бежать по венам, а не скисать. Повезло. Завтра непременно поговорит с женой. Опять будет лить слёзы. Много слёз и упрёков. Не станет даже выслушивать. Просто скажет всё, как есть, и уйдёт. Прокручивая в голове, какими именно словами всё скажет, не заметил, как тишина в комнате стала осязаемой. А затем голос. Усталый, но уверенный. «Я тебя отпускаю. Пожалуйста, только давай не будем ни о чём говорить». Жена переворачивается на другой бок и глубже кутается в одеяло. Прячет под ним своё дряблое тело, облачённое в рубашку с узорами бута, и все те годы, что они были вместе. Всасывает их, как пылесос, в черноту своего кокона. В чёрную дыру, которая когда-то была звездой. Забирает себе всё то божественное и непостижимое, что когда-то случилось с ними. Оставляя ему только бесхребетную лёгкость, только приторное предвкушение счастья, только красоту.