 |
Игорь Леонидович Волгин — доктор филологических наук, профессор факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова и Литературного института имени А.М. Горького, основатель и руководитель Литературной студии МГУ «Луч» |
Газета «Известия» 16 апреля 2019
Году, кажется, в 1970-м я пригласил в свою студию «Луч» в МГУ моего приятеля, тогда молодого литературоведа Олега Михайлова. Как я слышал, он переписывался (что в те времена выглядело совершенно невероятно) с писателем Борисом Зайцевым, едва ли не последним из могикан первой русской эмиграции. Олег озаглавил тему своего выступления следующим образом: «Литература русского зарубежья». После чего меня, негодуя, вызвал некий начальник из университетского парткома: его глубоко возмутило само наличие термина.
Да, такого понятия, как русское зарубежье, официально не существовало. Оно появилось лишь в самом конце 1980-х, когда в литературном пространстве обозначилась громадная территория, большинству из нас доселе неведомая. Десятки имен и сотни текстов, как по волшебству, расширили границы отечественной культуры: оказалось, что она не погибла там, на Западе, а дала мощные всходы в «стране святых чудес».
В конце минувшего февраля мы приехали в Ниццу и переночевали в доме моего друга, легендарного Ренэ Герра. Это была удивительная ночь. На книжных полках и в архивных папках бодрствовали тысячи раритетов — с автографами Ивана Бунина, Бориса Зайцева, Алексея Ремизова, Ирины Одоевцевой, Галины Кузнецовой, Георгия Адамовича, Георгия Иванова, Юрия Терапино, Юрия Анненкова и бесчисленного множества других русских изгнанников. На стенах таинственно мерцала «эмигрантская» живопись, на приобретение которой не поскупились бы лучшие из наших музеев. Ренэ Герра — обладатель бесценных сокровищ, утраченных Россией и сохраненных благодаря его усилиям, начатым еще в бытность секретарем у того же Бориса Зайцева. Русскому слову «подвижник» трудно подобрать аналоги на других языках: обычно его переводят как «энтузиаст». Но между ними, если вспомнить старую шутку, такая же разница, как между выражениями «государь» и «милостивый государь».
Впрочем, Ренэ Герра обосновался в Ницце не только потому, что понятие «прекрасная Франция» наиболее приложимо к этому уголку Прованса. Здесь веет также русский дух — в первую очередь дух российской словесности.
«…Ницца — рай… — пишет Гоголь Жуковскому 2 декабря 1843 года. — Спокойствие совершенное… Я продолжаю работать, то есть набрасываю на бумагу хаос, из которого должно произойти создание “Мертвых душ”» (подразумевается второй том).
Очевидно, сочетание внутреннего хаоса и внешнего спокойствия,
«балансирование на грани» может дать мощный эстетический эффект. Собственно, об этом и стихи Тютчева, написанные в декабре 1864 года.
О, этот юг, о, эта Ницца!.. / О, как их блеск меня тревожит! / Жизнь, как подстреленная птица, / Подняться хочет — и не может... / Нет ни полета, ни размаху — / Висят поломанные крылья, / И вся она, прижавшись к праху, / Дрожит от боли и бессилья...
16 ноября 1851 года недалеко от Ниццы во время морской бури терпит крушение пароход, на котором плыли из Марселя мать Герцена Луиза Гааг и его глухонемой сын Коля со своим гувернером. Их тела так и не были найдены. Здесь же, в Ницце, в мае 1852-го завершится другая семейная драма — умирают жена Герцена Натали и их только что родившийся ребенок. Все это происходит после разрыва Натали Герцен с ее возлюбленным, немецким поэтом («железным жаворонком») Гервегом и, казалось бы, уже невозможного примирения супругов. Герцен, умерший в Париже, завещал похоронить себя в Ницце — рядом с женой. Его черный памятник на кладбище Шато — в полный рост, со сложенными на груди руками — сразу бросается в глаза меж многих белых надгробий. Здесь похоронены его дети, в том числе дочь от Натальи Алексеевны Тучковой-Огаревой — 17-летняя Лиза, о самоубийстве которой писал Достоевский.
«Странные сближенья» случаются под безмятежным прованским небом. «Сын царский умирает в Ницце», — писал Тютчев: 21-летний сын Александра II, великий князь Николай Александрович отходит в лучший мир в апреле 1865-го, и его звание наследника престола (вместе с его невестой, датской принцессой Дагмарой) переходят к будущему Александру III. И здесь же, в Ницце, в 1922 году заканчивает свои дни многолетняя любовница, а затем тайная жена Александра II Екатерина Долгорукая (княгиня Юрьевская).
Но вернемся от русской истории к русской литературе (хотя они практически неразделимы). Недалеко от Ниццы, в 500 м над уровнем моря располагается город Грасс — мировая столица ароматов (вспомним «Парфюмера» П. Зюскинда). Но для русского слуха это название навсегда сопряженно с другим именем: Иван Бунин.
Не прибавит скоростей / Маятник Фуко. / Нету с родины вестей — / Слишком высоко.
Мы поднялись на холм, с которого открывается изумительная панорама: горы, облака, черепичные крыши внизу. Ивану Алексеевичу было на что посмотреть. И, взирая на этот ослепительный заморский пейзаж, он написал «Митину любовь», «Жизнь Арсеньева», «Темные аллеи»…
Сколько выжито обид, / Выпито мадер. / Но имеет бледный вид / Вилла «Бельведер».
«Вилла» — скорее по названию. На самом деле это скромное двухэтажное сооружение напоминает подсобку, которая в России может принадлежать дачнику средней руки. Сюда к первому русскому нобелевскому лауреату приезжали и Борис Зайцев, и Иван Шмелев… Не знаю, бывал ли здесь — еще до Бунина — Александр Герцен, но тот пароход, на котором погибли его мать и сын, назывался «Город Грасс». Так тасует карты судьба… Так на грасских холмах возникает тема конца.
Жизнь моя, что пастораль, / Если бы не стих: / «Ледяная ночь, мистраль / (Он еще не стих)». / Если бы не этот бред — / Смертный, назубок: / «Никого в подлунной нет, / Только я да Бог»…
Я обещал Ренэ Герра, который привел нас на виллу «Бельведер», непременно туда вернуться. Как говорил Лев Толстой, ЕБЖ: если буду жив.