 |
Галина Седых — руководитель поэтического семинара в Литературном институте имени А.М. Горького, кандидат филологических наук. |
ИДУТ ЗАЩИТЫ В ЛИТИНСТИТУТЕ
Каждый год в Литературном институте имени А.М. Горького проходит защита дипломов.
Альманах по традиции печатает работы выпускников творческих семинаров.
От редакции
ПРИЗРАК МЕГАПОЛИСА В ОКРАИНАХ
Биография А. Шурупова настраивала на оптимистичное восприятие его стихов. Хорошая жизненная школа, замечательная рабочая специальность, за плечами служба в армии, а в настоящем — жена, дети, Литинститут, публикация в «Новом мире», к тому же — москвич. Что еще человеку для счастья нужно?
А вот поди же, поэту всегда нужно что-то большее, чем бытовое благополучие. Гармония с самим собой! Она достигается духовным опытом на протяжении всей жизни поэта, и еще не факт, что будет достигнута. Стихи, стихи, стихи — проклятие и счастье.
Алексей Шурупов приходит к парадоксальному выводу: «Быть счастливым — это... не писать стихов». Лукавит, конечно. Попробуйте лишить его проклятого счастья стихотворчества! Хотя...
Чтение диплома наводит на мысль — как страшно жить! Особенно на окраинах России. Геолокации Шурупова пугают своей похожестью: Крым, Кронштадт, Ораниенбаум, Нева — они все равно, что Капотня, Алтуфьево, Бибирево, Чермянка. Это захолустье, глубокая мгла, ощущение каменной пропасти, которой дипломник посвятил сильное стихотворение <К окраине>, памяти О.К. — «Поэт Коновалова Оля... махнула теперь из поэтов, махнула вообще из живых».
В стихотворении «Друзьям» у поэта «ночь беззвучная слишком тёмна... проходит незримо толпа мертвецов», хором (раз это толпа) распевая анонимный текст бардовской песенки «Мое сердце не здесь, Я не с вами, друзья». Двойной рефрен «значит, нет ничего», не дает никакой перспективы выбора. Тут или «подобно растенью зеленеть от бессмысленной скуки, / или смерти и рая посмертно-го ждать». Сразу вспоминается: нам в рай, а вы все сдохните.
Автор и его лирический герой тоже предсказуемы в оценке действий:
— Я родился в тёмно-липовой аллее
— Я занят самим лишь собою
— Я тоже ведь соткан из неба, / земли, чернозёма и хлеба
— Я живу на земле как потерянный пёс, окна забиты мраком
— Под чёрными окнами снов / падает в пустоту строка из твоих стихов:
— Я царапую прутиком спички / вороний чешуйчатый страх
— Космос до чёрных стрекоз
Но хочется выбить мне рельсы,
кровавую грязь из-под ног,
чтоб мокрое было железо,
И — никого, ничего, никогда.
(Алексей Шурупов)
Если мне скажут, что здесь не один, а оба поэта попали под влияние Г. Иванова, я охотно соглашусь: ну да, и тут и там, и так и сяк — метафизический сквозняк. Но только у Шурупова мы наблюдаем ожидание распада, а для Бориса Рыжего это, к сожалению, уже завершенная жизнь.
Вообще, в дипломе много отсылок к любимым поэтам: экспрессия молодого Маяковского, печаль Есенина, ранимость Мандельштама, предчувствия Рубцова, символика Кузнецова и пр.
Все это дает читателю возможность расширить пространство стиха Шурупова, увидеть его творчество в перспективе поэзии как таковой, не ограниченной моментами случайного настроения или сумеречного состояния — ведь это проходит и не обязательно становится стихотворением.
— Тени сна… в похоронную эту тоску я бреду
— Черным-черно у реки — всё это влечёт за собою стихи
Собственно, на такой пародийной ноте можно было бы завершить рецензию — в этой комбинации строк представлены, как в едином стиховом организме, все прародители нашего автора. Это и мамлеевские покойники, и одинокость Бориса Рыжего, и темные аллеи Бунина и, конечно, метафизический сквознячок от Георгия Иванова.
Текстуальные совпадения порой удивительны:
Будет завод надо мною гудеть будет звезда надо мною гореть,
Ржавая, в странных прожилках, звезда, и выл надо мною гудок.
(Борис Рыжий)
Шурупов, как истинный поэт, понимает, что от локальной стиходепрессии спасает только ориентация на образцы, когда можно сравнить свое и чужое, но не чуждое. Он справедливо подметил: «Мы бессознательно воруем друг у друга». Думается, это хорошо и правильно.
Только хотелось бы поменьше психоделического, побольше просвета и оптимизма, как в печальном и удивительно светлом стихотворении «Из Ли Бо»:
— В ночной тишине я читаю безумие.
Ну право, не надо, чтобы «когда на плиты ляжет снег, зима собой накроет всех». Надо как у Бориса Рыжего:
«Снег идёт и пройдёт / И наполнится небо огнями», «Когда не останется ничего, кроме снега... ему хочется жить и жить и жить».
О стихах Алексея Шурупова можно долго говорить, но я скажу об общем впечатлении: талантливо и беспросветно. Изнурение себя одиночеством и беспределом черноты способно отпугнуть даже искушенных читателей. Возможно, будь творческая работа объемом поменьше, стихи не производили бы такого давления на читательскую психику. А ведь наш автор безусловно наделен паранормальными способностями, если сумел вогнать в депрессию даже меня — профессионального, с многолетним стажем, читателя современной поэзии.
Именно поэтому я голосую за высокую оценку.
<...>
Лампа. Строчки из нутра.
Дети спят и спит жена.
Бесконечность. Шесть утра.
Если выглянуть в окно,
формы света бьют в лицо.
Бесконечность. Всё равно.
И, по небу чиркнув, свет
растворится в тишине.
Бесконечность. Тридцать лет
6:31 09.08.18
<Друзьям>
мы встречались в подвалах пивных
под гребнями бледной равнины.
разве так остаются в живых?
нет на небе ещё апельсина.
у единственного окна
закричать отпустите меня!
ночь беззвучная слишком темна,
лепестки фонарей рассыпаются.
5:29 14.11.2018
<Капотня>
В.Ш.
Ветер рвет яростно желтые зубы
деревьев — тугою трубочкой губы.
Черное небо, под ним акации.
Кольцевая дорога. Конец навигации.
Осенние сумерки — черные гусиные лапки,
истертые камни домов на грядке
улиц выросли. Черным-черно у реки —
всё это влечет за собой стихи.
15:41 03.09.18
<К окраине>
Значит, нет ничего,
значит, зря мы искали чего-то.
Так повсюду проходит незримо толпа мертвецов.
«Я не с вами, друзья», —
зубы скалить, а что остается еще идиоту?
Не стыдиться неволи, тюрьмы,
а плестись, чтоб догнали, — нельзя.
Сколько боли в душе, занавешенной шторой разлуки,
значит, нет ничего
и от этого легче дышать,
и подобно растенью
зеленеть от бессмысленной скуки
или смерти и рая посмертного ждать.
6:54 10.12.18
Галина Ивановна Седых,
доцент кафедры литературного мастерства
Дарья Леоненко должна была защищаться в прошлом году. Не получилось по серьезным причинам, не связанным с учебой. Как раз учится она очень хорошо, с прицелом на красный диплом. Зато у нее был целый год для абсолютно свободной самостоятельной работы в родном Санкт-Петербурге над почти готовым проектом диплома. Результат превзошел все ожидания. Перед нами книга стихов «Заглянув за краешек строки».
Однако чтобы по достоинству оценить писательские способности моей студентки, нужно обязательно открыть ее первую книжку стихов и эссе «Записки влюбчивой интеллектуалки», оригинально представленной читателю в виде дневника блогера. Дарья не включила ее в диплом, ограничившись только первой, хотя обе книжки были изданы одновременно, в конце 2018 года по итогам конкурса форума «Авторизация». Это безусловный успех, так же как и первое место в конкурсе «Всемирный Пушкин» (Болдино, 2017).
Конечно, второй сборник дает представление об авторе, но не полное. Он составлен как типовой диплом выпускника семинара поэзии с учетом его работы только за годы учебы — таковы, в общем-то, правильные требования ГЭК. И здесь мы вдруг сталкиваемся с коллизией, известной по литературному анекдоту в пересказе, кажется, Петрушевской: по первой книге видно, что автор очень талантлив, по второй — что ему хочется хо рошо кушать. Торопливость с изданием новой рукописи, когда ты, на волне успеха, по инерции повторяешь азы старой, понять можно. Но вот одобрить вряд ли.
Я думаю, у Дарьи такая поспешность произошла спонтанно. Видимо, она в силу своей дисциплинированности посчитала недопустимым включать в диплом ранние стихи, поскольку некоторые из них были написаны еще до поступления в институт. В итоге, на мой взгляд, произошло некоторое упрощение в понимании того, как наша поэтесса развивалась, от чего отталкивалась, к чему пришла.
А начинала она со стихиры и музыкальных опусов разных рок-групп, переводя их на русский язык. Писала также и свои тексты в рифму, выставляя их под ником daria-lavsan на поэтических сайтах. Получалось мило, легко, остроумно, но ритмически однообразно.
— Ты умницей была, но дурочка милей. / Ты был хорошим, но тебя не жалко...
— Весь мир музей, и я в нем — экспонат...
— Пусть от винта Харонова корыта / Отвалится заржавленная лопасть...
— Не помешает нам сыграть Есенин / Стихами в подкидного дурака...
— Эбола даст эболдинскую осень…
Увлечение путешествиями, переводами, а также искусством фотографии значительно расширили ритмический и тематический репертуар стихов. Дарья посетила несколько стран и описала свои впечатления в жанре commemorazio (места памяти) promemoria (памятные записки), определяя их на манер «латинянки» словом locazion. Это все из-за желания создать свой новый жанр.
Удивительна способность нашей ленинградки влюбляться в страны, города и вообще во все, что попадается на глаза и в сферу ее небескорыстных интересов. Я говорю «небескорыстных» в том смысле, что все эти эмоциональные отношения замечательным образом переплавляются в строчки стихов, рецензий, переводов с испанского и английского языков, причем не только поэзии, но и текстов песен. Ее профессиональная работа всегда была приближена к окололитературному миру, будь то редактирование печатных откровений группы Би-2 или координация творческого обучения школьников из интерната.
Дарья Леоненко — живой интересный человек. В семинаре ее лидерство было неоспоримо, обсуждения всегда проходили в дружественной обстановке на повышенных тонах. Ведь она фанат питерского «Зенита». Творчески очень разнообразна, способна работать во многих жанрах, кроме скучного.
Геннадий Красников,
доцент кафедры литературного мастерства
Дипломная работа Дарьи Леоненко «Заглянув за краешек строки…» представлена в виде книги стихотворений, изданной в 2018 году. Книга это не рядовая, не из тех, какие сегодня при наличии денег можно издавать в любом количестве, никак не связанном с качеством. В случае с Дарьей Леоненко мы имеем дело с профессиональной, хорошо продуманной, художественно полифоничной работой, которая может стать достаточно заметной на общем современном литературном фоне. О профессионализме и понимании роли художника сама Леоненко интересно размышляет в развернутом вступительном слове: «Концептуальный сборник “Заглянув за краешек строки…” составлен из стихотворений 2012 — 2018 годов и представляет собой попытку поэтического осмысления мультикультурного багажа современного человека во всем многообразии форм и проявлений искусства. Это книга для тех, кто готов погрузиться в игру слов и смыслов, для тех, кто умеет разговаривать с городами или только хочет этому научиться, и для тех, кто желает узнать, что же начинается там, где заканчивается строка». Важно, что нам предъявляют не просто эффектное декларативное заявление, но и подкрепляют его убедительными результатами собственного творчества.
Можно быть уверенным — чтение книги Дарьи Леоненко скучным не будет. Ее стихи экспрессивны, энергичны, наполнены культурными ассоциациями, интеллектуальной игрой. Словарь Леоненко — многослоен, при сохранении традиционного литературного языка он демонстративно современен, отзывчив на технические и компьютерные термины, на шум времени с его иноязычными вкраплениями, со смешением сленгов — молодежных, профессиональных и социальных субкультур. Но во всем этом нет механистичного, рационального приема, в стихах все на своем законном месте, все взаимодополняет друг друга органично, естественно, хотя порою и непривычно, ново на слух:
Меняю инстаграмы на истграм,
Ромашка с мятой пополам по вечерам.
Не до веселья между сессий, а, студент?
Из чтения стихов устрой ивент…
Но не будем забывать, что Леоненко родом из Ленинграда, а потому особенно дорого, что она не боится разрушить эстетику сборника, переходя на открытый прямой текст от первого лица, а вернее сказать, от имени своей Судьбы, от имени памяти поколений, переживших трагедию войны.
…Я ленинградка,
И поэтому немного лучше других
Понимаю смысл громких слов
героизм и мужество…
Если бы не эти стихи, то все в данной книге было только интересно, мастерски сделано, лихо и ярко закручено, но все же не было бы в ней чего-то главного, чему нельзя научиться. С этого же стихотворения начинается Судьба и Путь поэта.
Дарья Леоненко
Девочка
Так затянется в бант ленточка,
Ночь скончается, что же далее?
Что противно взрослеть, девочка,
Ты должна была знать заранее.
Для фаты — паутин сеточка,
Боль трёх лет — не твои трудности.
Затверди наизусть, девочка:
Счастья нет, это всё глупости.
Всё линеечка? Нет! Клеточка —
В адресатах одни полковники.
И пора привыкать, девочка:
Нет любимых, но есть любовники.
И чужие миры, шерочка,
Обернутся твоей спаленкой.
Ты научишься врать, девочка,
Так привыкшая быть маленькой.
От курносой, поди, весточка?
Мы подружимся, распроклятая!
«Может, заново всё, девочка?
Кис-кис-кис!» Ну, а вдруг девятая?
Либертанго
Какой там август... Вот ноябрь авансом
Выстукивает нагло «Либертанго»
По окнам, занавешенным фольгой.
Восток небрежно хвастает фаянсом,
И аисты летят над аквапарком,
А муза клянчит временный покой.
Но исподволь уж зреет опус магнум,
И, кажется, самой пора приходит
По разным Переделкинам сидеть.
Пока чужую кровь впитает сфагнум,
Есть время уступить своей природе
И ждать, как все, любви. Но встретить смерть.
Не жить, а доживать средь этих сосен,
Вокруг стола, как будто на поминках,
Одно хорошее о тех, кто бьёт под дых.
Эбола даст «эболдинскую» осень.
Восток всегда красивей на картинках,
А «Либертанго» — в музыке живых.
Ленинградка
Когда я говорю о Ленинграде, моём потерянном городе,
Рифма покидает меня.
Я родилась в Ленинграде, и меня коробит от речи тех,
Кто называет Ленинградкой столичное шоссе,
А вовсе не Дорогу жизни.
Я ленинградка, а значит то, что называется на казённом языке
Проверкой системы оповещения населения,
Для меня жуткий вой сирен и ледяной стук метронома —
Девятьсот шагов приближающейся войны.
Я дочь Ленинграда — города, который не хочет,
Чтобы его дети жили с блокадной болью.
И поэтому я знаю лишь то, что весной сорок второго
Самым вкусным на свете были пустые щи,
Сваренные из молодой крапивы.
Я ленинградка,
И поэтому немного лучше других
Понимаю смысл громких слов героизм и мужество,
Особенно здесь, у одиннадцатого вала,
Под неподвижным взглядом женщины
С гирляндой дубовых листьев.
Я — дочь, внучка и правнучка ленинградцев —
Очень боюсь, что мои дети,
Если когда-нибудь они у меня всё же родятся,
Уже не будут ленинградцами.
Сергей Арутюнов,
доцент кафедры литературного мастерства
Лирический экзистенциализм как школа изъяснения и приятия достаточно сложен пластически, чтобы о нем стало возможно говорить без уважения. В Камилле Багировой я практически сразу почувствовал завораживающую глубину языкового мышления и чувствования, и теперь, видя ее удачи, могу говорить об эволюции вполне акмеистической, произошедшей в ней отнюдь не с лету.
И ваза веток,
перелитая в паденье,
хватает воздух,
(где смирение, а где не?),
так обнимает человек
свою подушку
и слышит кран,
что в кухне капает послушно:
стучи-стучи,
целуя ржаво спозаранку.
Летят грачи,
а улететь мешает рамка.
Встреча с Москвой для поэта, происходящего из одного из самых певучих краев страны — Смоленщины — оказалась и роковой, и пробуждающей. Безапелляционная семантика урбанизма и оттаивала в молодой женщине взаимную жесткость, и — одновременно — оттаивала внутри целые потоки созерцательности:
и названия станций бегущей строкой
в отраженьях читать на фарси.
если это стихи, то услышь их, сокрой
в пенопластовом снеге россий.
За годы учебы Камилла, родившаяся и живущая исключительно в России, обнаружила в себе и начала поэтический показ начал, простирающихся далеко за пределы наших государственных границ. И Азия, и Африка являются в ее строфах звуками отдаленных наречий. Самоопределение ее разносится небывалым для наших смиренных палестин гулом:
я есмь тегеранская площадь,
где прадед держал таксопарк.
я есмь украинская роща,
где вечер ухабистый наг.
я спрятана в русском овраге
куском почерневшего льда,
где знавшая все о рейхстаге
прабабка рожала одна.
Но несмотря ни на что это — исконная русская лирика, приросшая к стволу прививкой инобытийности:
посмотришь назад и увидишь на льдине
сидящую девочку в желтой чалме.
так ветры бежали, так ветры крутили,
что я оказалась в промерзшей стране.
Закваска этой поэтической речи — на исступленном обдумывании звука и смысла:
Мы, наверно, останемся где-то
Молчаливым дрожаньем теней,
В предрассветных вмятинах гетто
На заплеванной светом стене,
Где земля выдыхает из трещин
И хрипит в неизвестность «допой».
И картинка становится резче,
Приближаясь навстречу тобой,
Радость рифмы как волшебного созвучия, единящего человека и возлюбленный им язык, осознана Камиллой в той степени, которая, верю, даст ей в будущем возможность метать образы в будущие годы, свидетельствовать о временах, собирающихся ворваться в водоворот свершившихся и еще не ведомых судеб.
Камила Багирова
дай волю, они перережут
и небо, и хлынет закат,
и смоет чужую одежду,
земле поналепит заплат.
дай волю, Христос, этим людям,
пусти их вдогонку, Аллах.
язык человеческий труден:
где есть Карабах, где Арцах?
и я половина от каждой
враждующей стаи впотьмах.
и голос мой вылетит дважды,
взвывая, что наш Карабах.
но голос мой будет не слышим
Баку, Ереваном, в чужой
степи пронесется и крыши
овьет снеговой паранджой.
я есмь тегеранская площадь,
где прадед держал таксопарк.
я есмь украинская роща,
где вечер ухабистый наг.
я спрятана в русском овраге
куском почерневшего льда,
где знавшая все о рейхстаге
прабабка рожала одна.
я плачу зурной, ною скрипкой,
по гуслям коряво скольжу.
я где-то жила ассирийкой,
турецкий любила кунжут,
и крестик висел без распятья,
и не был никто во врагах,
но скрещены кем-то запястья,
платок опустился, Никах.
я где-то армянское имя
исламским накрыла Марьям.
часовни проносятся мимо,
тоскливо застывшим горам.
каспийские волны не слышно,
я Вопью холодной легла.
и так по случайности вышло,
что морщатся здесь берега.
они мне намеком укажут,
туда, где начало взяла.
«вали и целуй землю вашу!»
а где эта наша земля?
***
Лебедь — усталая птица,
заводь в застывших глазах.
Тонкой водою обвиться,
где в этих кронах Аллах…
Где его слышала утром,
плавно спускаясь к волнам
девушка с чашею нута,
тянущая «ай амАн»…
Где обнажали колени
желтые волны песка,
где под луною темнели
сизые линии скал...
Только земля эта помнит:
сонная пела Марьям
и собирала в ладони
воду ушедшего дня.
***
Как расцвели нечаянные звезды,
Как набухает ливнями вода,
И дом синеет ветрено-промозглый,
И я иду — откуда и куда?
Как тихо мне скользить по перелесью,
Не спотыкаясь в мыслях и пути,
Перелетая, словно бездну,
Пресню, Перегрызая линии в пунктир.
И ты созвездьем лебединым
был там, Когда в степи растаял караван.
Твоя тоска, мое лицо — все слитно.
Все слито. Ава Отче. Ар-Рахман.
Александр Петрович Торопцев,
доцент кафедры литературного мастерства
Елена Анохина хорошо чувствует возрастные возможности ребенка вообще, и что очень важно, и девочек, и мальчиков, в частности. Елена начинает представлять свое творчество со стихотворений из четырех строк. Всего одна строфа. Но в ней есть все: экспозиция, иной раз с элементами завязки, завязка, кульминация и развязка. И смешинка, и удивленность, и всегда завуалированная мораль. И легкость изложения. И яркие картинки. И, конечно же, игра воображения.
Мягко, плавно, без нажима, уже приучив крохотного человека к чтению, к своей веселой и яркой строке, Елена Анохина слегка усложняет стихотворение и жизнь в нем, увеличивая объем и сюжетные метаморфозы. Но, во-первых, вся жизнь внутри стиха понятна и близка детям, а во-вторых, автор тонко чувствует энергию сюжетных волн в стихах для самых маленьких читателей.
У Елены есть стихотворения, адресованные девочкам; есть стихотворения для мальчиков. Да, в них общего больше, чем частного, у них один возраст. По моему мнению, возраст читателя здесь составляет где-то 7—10 лет. А значит, меняются и интересы, и запросы, и проблемы, и вопросы. И все это отработано и для девочек, и для мальчиков. У одних качели да куклы, у других индейские вожди, автогонки и т.д.
В подборке есть стихотворения, которые Елена назвала «Готическими». Если говорить честно, то я не понимаю сути данного термина, особенно по отношению к русской литературе, в которой задолго до нашего времени были подобного рода произведения. Но, оставив в покое любителей новых терминов, скажу, что и в этом разделе строка Елены Анохиной не потеряла задора, свежести, игры, упругости, скользящего ритма.
Следует сказать и о том, что в представленной работе заметно тяготение Елены Анохиной к практическому осмыслению величайшего опыта богатейшей русской детской литературы XX века.
Елена Анохина
У моря
Море вместе с облаками
Я несу в ведёрке маме.
Я потом в большом тазу
Папе солнце принесу!
Летучая мышь
В нашем зооуголке
Мышь живёт.
На потолке.
На скамейке
Сидят котёнок с девочкой
На крашеной скамейке.
Встают. Котёнок — в клеточку,
А девочка — в линейку!
Ехала машина
Тихо ехала машина
Без колёс и без бензина:
На колёса у Максима
Не хватило пластилина!
Ушки-ушки
Дождик всё сильнее капал,
Заяц влез под лопушок.
Лапы — спрятал. Спинку — спрятал.
Ушкам заяц не помог.
Лапам сухо, спинке сухо…
Только мокнут оба уха.
На макушке ушки —
Ушки- на-мо-куш-ки!
Чудесная манка
У нас сегодня забастовка.
На завтрак будет голодовка.
Была бы это просто гречка
Или, куда ни шло, овсянка!
Но наша мама вместе с печкой
Сварили нам на завтрак манку.
Её не любим мы с утра —
Ни я, ни папа, ни сестра.
Не любим манку мы к тому же
В обед, на полдник и на ужин.
Но разве что докажешь маме?
Обиделась: «Готовьте сами!»
Обиделась не навсегда.
На нас взглянула — не сердито.
И вот — гремит сковорода
И с кухни пахнет аппетитно.
Беспечный стих
У соседей наших печь.
Эта печка может печь.
Чтобы печь пекла, сперва
Нужно наколоть дрова,
Если жара в печке мало —
Нужно чистить поддувало.
Наш сосед с утра в работе:
Что-то чинит в дымоходе —
Всё печётся о печи,
Заменяет кирпичи.
У соседей наших вечно
Кренделя да калачи…
Ну а мы живём беспечно —
Потому что БЕЗ ПЕЧИ!
Пирог с большой сковороды
Исчез, ни крошки не осталось.
Стояла мама у плиты
И как-то хитро улыбалась.
Великолепное созданье
Со спинкой, глянцевой, как пряник,
Носило странное названье…
Пирог носил названье «манник».
Мы были так изумлены, удивлены, поражены —
Ведь так прекрасно и обманно
Наелись вдоволь каши манной,
Что папа записал рецепт.
Мы завтра встанем спозаранку
И приготовим на обед
Пирог из доброй вкусной манки.