Бориc Тараcов - Статья из Альманаха "Бунинские Озерки" 2016


Бориc Николаевич Тараcов — российский литературовед и писатель, доктор филологических наук, бывший ректор Литературного института имени А. М. Горького. Заслуженный деятель науки РФ, член Правления Союза писателей России, председатель жюри Бунинской премии, лауреат Международной литературной премии им. Ф. М. Достоевского, Всероссийской литературной премии им. Ф. И. Тютчева и Всероссийской премии им. А. С. Хомякова. лауреат Патриаршей литературной премии имени святых равноапостольных Кирилла и Мефодия 2016 года.


ДОМ ГЕРЦЕНА» НА ТВЕРСКОМ БУЛЬВАРЕ, 25


   Именно здесь в декабре 1933 года открыло свои двери для студентов уникальное учебное заведение, единственный в мире вуз, задачи которого — раскрытие талантов, формирование мастерства, предоставление фундаментального гуманитарного образования для молодых прозаиков, поэтов, драматургов, критиков и переводчиков художественной литературы.

   Хотя Литинститут создавался как кузница писательских кадров для пролетарской литературы, сама его история свидетельствует о том, что здесь складывалась особая творческая атмосфера, выходящая далеко за пределы этого «прокрустова ложа». И в 30-е, и в 40-е, и в 50-е, и в 60-е годы несмотря на сложности и превратности идеологического воздействия, задававшего определенные условия писательского поведения и ломавшего отдельные судьбы, в Литинституте не искусственно насаждалась, а органически вырастала особенная среда, высокопрофессиональные и личностно заинтересованные отношения между учителями и учащимися, между самими студентами. Много разнообразных и интересных свидетельств тому читатель почерпнёт из четырёхтомника «Воспоминаний...» выпускников Литературного института им. А. М. Горького. И тогда станет яснее, почему значительную (и количественно, и качественно) часть отечественной словесности ХХ века в её различных мировоззренческих и эстетических пристрастиях составляют его выпускники. Достаточно назвать имена В. Бокова, С. Михалкова, Б. Слуцкого, Н, Глазкова, Л. 3орина, В. Розова, А. Межирова, Н. Коржавина, Ю. Трифонова, Р. Гамзатова, Ю. Бондарева, Г. Бакланова, В. Солоухина, В. Тендрякова, В. Соколова, Ф. Искандера, Ю. Казакова, Р. Рождественского, Е. Евтушенко, Б. Ахмадулиной, Г. Айги, М. Рощина, Ю. Мориц, А Приставкина, Г. Семенова, Т. Зульфикарова, О. Сулейменова, А. Эбаноидзе, И. Шкляревского, В. Белова, Ю. Кузнецова, Н. Рубцова и ещё многих и многих... А если вспомнить имена слушателей ВЛК Ч. Айтматова, М. Карима, Д. Кугультинова, В. Астафьева, Н. Матвеевой, Е. Носова, А. Вампилова, М. Алексеева, И. Друцэ, В. Кострова, В. Сорокина, Н. Тряпкина, Р. Казаковой, В. Личутина и др.

 Сейчас на дворе другое время, когда в условиях сплошной прагматизации и коммерциализации жизни при её смыслоутрате вырабатываются более «тонкие» и «незаметные», но более мощные и эффективные, нежели идеологические, диктаты и препоны, механизмы подавления человеческой свободы, перевёртывания истинных ценностей, искажения реального значения творчества, в том числе и литературного. Подлинная поэзия, если она не ироническая или не сатирическая, оттесняется на задний план. Господствуют фентэзи, детективы, приключения, авантюрные, женские и прочие романы и явления массовой литературы, внедряемые в писательское сознание рекламной пропагандой, телевизионными версиями, издательскими проектами для извлечения прибыли. Новизна, острота, яркость, занимательность, необычность (иногда патологичность) тем, сюжетов, персонажей нередко заменяют глубинное художественное осмысление окружающей жизни и фундаментальных противоречий человеческой природы калейдоскопическим и клиновым мельтешением дагерротипических, по сути, картинок, несмотря на порою изощрённые эстетические приёмы и формы. И есть изрядная доля справедливости в бытующих ныне утверждениях, что появись в таком доминирующем контексте новые Шекспир или Достоевский — величайшие аналитики как раз этих самых противоречий и потому писатели на все времена — они могли бы остаться незамеченными.

  Если добавить сюда групповые и политико-идеологические пристрастия к «своим», полное отсутствие целостного анализа современного литературного процесса и ценностно значимого места в нём творчества того или иного писателя, замену такого анализа виртуальной реальностью, простым присутствием в информационном (прежде всего телевизионном) пространстве, то можно представить себе, насколько трудны и одновременно насколько важны функции Литинститута. Необходимо, как и прежде, но уже в гораздо более сложных условиях торговой несвободы не растерять область духовной, интеллектуальной, психологической свободы творчества, сохранять атмосферу высокопрофессионального и личностного отношения литинститутовцев друг к другу, о чём речь шла выше, укреплять критерии настоящего искусства слова, оживлять и развивать в изменившейся и изменяющейся исторической и литературной ситуации лучшие традиции, в том числе и традиции Литинститута, позволяющие отличать и оценивать в хаотическом состоянии современной литературы по-настоящему значительные явления. При этом достижения, скажем, постмодернизма, высоких образцов массовой культуры или особенности всё более визуализирующегося восприятия мира должны осваиваться и входить в арсенал писательского мастерства. Но они останутся игрой на плоскости, если не приобретут даваемого традицией и обширным гуманитарным знанием глубинного измерения изображаемой реальности.

  Как бывают намоленные храмы, так и у нас — налитературенное, накультуренное место. В главном здании усадебного комплекса в 1812 году родился Александр Герцен. Сюда приходили Николай Гоголь, Виссарион Белинский, Евгений Баратынский. Спорили славянофилы и западники — Пётр Чаадаев, Алексей Хомяков, братья Аксаковы... В 20-х годах здесь размещались писательские организации и журналы. В залах выступали Александр Блок, Владимир Маяковский, Сергей Есенин. Во флигелях усадьбы, где располагалось общежитие, жили Андрей Платонов, Осип Мандельштам, Борис Пастернак, Даниил Андреев, Сергей Клычков, Всеволод Иванов. Здание как «дом Грибоедова» фигурирует в «Мастере и Маргарите» Михаила Булгакова.

  В таком историко-культурном пространстве и создавали в 1933 году Литинститут, из стен которого в годы Великой Отечественной войны уходили на фронты его преподаватели и студенты. Несмотря на суровые дни, жизнь Литинститута в те грозные годы продолжалась. Осенью 1941 года в Москве было объявлено осадное положение, эвакуированы заводы и учреждения, а на Тверском бульваре, 25 студенты, в основном вчерашние школьники, слушали в холодных аудиториях лекции по древнерусской и античной литературе, разбирали «поэтический строй сонета», иногда по аккомпанемент выстрелов зениток и дальних залпов орудий. Прерывавшиеся воем сирены занятия находили своё продолжение на чердаках и крышах, где юные литераторы гасили зажигательные бомбы. В марте 1942 года Александр Яшин писал из госпиталя: «Рад, что институт выстоял, не закрылся».

  Как вся страна и как армия, вспоминает Валентина Жегис, «не сдавался и наш Дом Герцена. Конечно, лучшие его люди были на фронте, — и это была святая святых для всех нас. Не было большей радости, чем воинские треугольники, приходившие по адресу: «Тверской бульвар, 25» от наших старших друзей — Михаила Луконина, Сергея Наровчатова, Семена Гудзенко, Михаила Кульчицкого. Этих писем мы ждали, словно от самых близких людей, хотя знали наших фронтовиков только по рассказам и, конечно, по их стихам»

  «Если останусь в живых», — эти слова звучали рефреном в письмах той поры. Так Юлия Друнина послала в Литинститут свои стихотворения, мечтая поступить в него, если останется в живых. Мечты её сбылись, и позднее она писала:

 

Я только раз видала рукопашный.

Раз наяву. И тысячу — во сне.

Кто говорит, что на войне _не страшно,

Тот ничего не знает о войне.

 

  И на страшной войне молодые писатели не могли не писать в короткие минуты передышки, перенося тяготы отступлений и наступлений, слыша стоны умирающих раненых в госпиталях, переживая ужас сплошного огня падающих бомб, разрывающихся мин и артиллерийских снарядов, непрерывных автоматных и пулеметных очередей, испытывая особую, слитую с горечью утраты, радость успешных атак и Победы.

В своих воспоминаниях Андрей Турков пишет, что «Чрезвычайные и Полномочные послы Дома Герцена» были «аккредитованы» в подмосковных снегах и в осаждённом Ленинграде, в пылающем Сталинграде и в партизанских соединениях Ковпака. Они ходили в разведку и в штыковую, рыли окопы и ползали по-пластунски, гибли на фронте и возвращались живыми домой.

  В стихотворении, посвящённом Михаилу Алексееву, также учившемуся в Литинституте на Высших литературных курсах, Егор Исаев заметит:

 

Мое седое поколение,

Оно особого каления,

Особой выкладки и шага

От Сталинграда до рейхстага

 

  Именно это поколение поступало в Литинститут в первые послевоенные годы, когда аудитории заполнялись пришедшими прямо с отгремевшей войны фронтовиками, пехотинцами, артиллеристами, моряками, когда во дворе института и в общежитии мелькали защитные гимнастёрки со следами недавно снятых погон, офицерские кители, морские тельняшки, а среди студентов с военной выправкой можно было встретить израненных, изувеченных в сражениях; для всех начиналась новая, одинаково требовательная и ответственная творческая жизнь, питавшаяся, конечно же, военными испытаниями и переживаниями.

 

Стихи пришли с блиндажных _тесных нар

Сквозь ту испепеляющую вьюгу...

К. Ваншенкин

 

Я эти песни написал не сразу,

Я с ними по осенней мерзлоте

С неначатыми, по-пластунски лазил

Сквозь чёрные поля на животе

Е. Винокуров

 

  «Седое поколение» сменялось новыми, приходившими в литературу со своими жизненными впечатлениями, мыслями и чувствами, со своими темами и эстетическими пристрастиями и вместе с тем находившимися под покровом «гения места». Шли годы, но в глубине сознания студентов сохранялась память об особом историко-культурном пространстве и связанном с ним традициях. Эти традиции персонифицировались в конкретных преподавателях, сотрудниках и студентах Литинститута, о которых с сердечной теплотой вспоминают мемуаристы всех представленных вниманию читателей четырёх томов. Многие их них оценивают годы, проведённые в «Доме Герцена», как одни из самых лучших в их жизни (несмотря на все личные и общественные трудности), когда быт становится бытием, а роскошь человеческого общения с ровесниками и старшими коллегами соединяется с радостью творческого созидания.