Анатолий Коновалов - Статья из Альманаха "Бунинские Озерки" 2016


Анатолий Коновалов

Анатолий Коновалов — член Союза российских писателей, академик Петровской академии наук и искусств


«ВЕЛИКОЕ НЕСЧАСТЬЕ» БУНИНА


   

  Когда многочисленным гостям Ельца рассказывают о бывшей местной женской гимназии, то обязательно упоминают имя её выпускницы Варвары Пашенко, которая сыграла определённую и далеко не однозначную роль в судьбе Нобелевского лауреата Ивана Бунина (его имя носит сегодня Елецкий государственный университет, а здание бывшей гимназии является одним из учебных корпусов этого вуза). Но если бы не он, то о ней никто и никогда не вспомнил бы. Дочь елецкого врача ни в молодости, ни позднее себя ничем особенным не проявила. Мечтала стать актрисой? Тщетно. Хотела посвятить себя музыкальной карьере? И эта затея оказалась реализованной на малую толику.

     Но имя её и по сей день на устах ельчан и у тех, кого интересует творческий и жизненный путь Ивана Алексеевича.

     Вспыхнули же их страстные отношения по воле Его Величества Случая. А случайность, она поражает с холодным безразличием одновременно замечательных и посредственных людей, слепо благоприятствует и тем, и другим.

    А вообще-то вся наша жизнь соткана чаще всего из случайностей. Не миновали они Бунина и Пащенко.

        Было это так.

    Ивану Бунину шёл  в ту пору девятнадцатый год. Но в петербургском еженедельнике «Родина» уже появились его первые стихотворные опыты и рассказы, заслужившие благосклонные отзывы маститых литераторов. И он, юноша из основательно обедневшей дворянской семьи, в поисках заработка приехал в Орёл. Получил приглашение от издательницы «Орловского вестника» Надежды Семёновой на должность помощника редактора. Прочтя в «Родине» журнальное обозрение молодого автора, она была восхищена его умением владеть пером. Осенью 1889 года Иван Бунин и занял официально предложенный ему пост помощника редактора, но нередко ему самому приходилось редактировать газету.

     О тех днях он вспоминал:

 «Восемнадцатилетним мальчиком я был фактическим редактором «Орловского вестника», где я писал передовицы о постановлениях Святейшего Синода, о вдовьих домах и быках-производителях, а мне надо было учиться и учиться по целым дням

    Он даже собирался поступить в университет.

    Но не  только бедность и необходимость зарабатывать на жизнь помешали «учиться и учиться» как и раньше в Елецкой мужской гимназии, из которой был вынужден уйти, так как родителям нечем стало платить за его обучение. Было и другое обстоятельство, о котором он упомянет почти через сорок лет в «Автобиографических заметках»:

       «...сразила меня, к великому моему несчастью, долгая любовь».

      И хотя в  «Заметках» названо это «великим несчастьем», в других местах о ней говорится как о самом большом и самом глубоком чувстве.

       Хотя опыт общения и лёгкой влюбчивости у него уже был.

Влюблялся он с юношеских лет. В «Автобиографическом конспекте» за 1883—1884 годы Бунин отмечал:

     «В начале осени мой товарищ по гимназии, сын друга моего отца Цветков, познакомил меня в городском саду с гимназистской Юшковой. Я испытывал что-то вроде влюблённости в неё и, кажется,из-за неё так запустил занятия, что остался на второй год в третьем классе».

     Следующей любовью юноши стала девица Дуня.

     «...Рассвет, гуси через дорогу..., — вспоминал Иван Алексеевич, — не помня себя, осмелился — поцеловал Дуню в щёку. Неизъяснимое чувство, уже никогда в жизни не повторяющееся, — ужас блаженства».

     Была и ещё одна влюблённость.

     «На Рождество приехал домой... Эмилия Васильевна Фехнер, гувернантка у Тубе. Тотчас влюбился... Сердце моё чуть не выскочило из груди. Она моя! Она меня любит! О! с каким сладостным чувством я взял её ручку и приложил к своим губам! Она положила мне головку на плечо, обвила мою шею своими ручками, и я запечатлел на её губах первый, горячий поцелуй...»

     Эти,  казалось бы,  мимолётные увлечения  потом  войдут  прекрасными  страницами в «Тёмные аллеи» и другие бунинские произведения.

        А Варвара Пащенко — это особаяистория в его судьбе.

     Встретил  он  её весной  1889 года  в том же  «Орловском вестнике», где она временно работала корректором. О той встрече сохранилось подробное и взволнованное письмо влюблённого юноши старшему брату Юлию. Вконец запутавшись в своих чувствах и поступках, он писал ему спустя год, в 1890-м:

      «Вышла к  чаю утром  девица высокая,  с очень  красивыми чертами лица, в пенсне..., в цветисто расшитом русском костюме».

       В то время,  особенно в провинции,  была на  них  мода. Она показалась ему умной и развитой. А наружностью и в самом деле была недурна.

       Варвара Пащенко была почти на год старше влюбившегося в неё поэта. Она окончила полный курс Елецкой женской гимназии. Девушка мечтала о консерватории и готовилась в «настоящие актрисы». Ведь её мать в молодости была актрисой, а отец некоторое время даже держал оперу в Харькове, хотя и занимался«докторством». Дочка врача неплохо пела, играла на рояле, участвовала в любительском драмкружке. Играла вполне прилично.

        После той первой встречи в редакции было лето в Ельце, встречи на даче в селе Воргол у знакомых Пащенко и Буниных — Бибиковых, где «гуляли по садочку» и проговорили пять часов без перерыва, бродили по дорожкам вместе с другими гостями, слушали в исполнении Вареньки Чайковского.

        И говорили, говорили...

        Ему казалось, что она здорово понимает в стихах, в музыке.

        Потом вместе они ехали в Орёл. В оперу. Слушать Росси.

        В письме брату Юлию он признаётся:

    «Иногда,  среди  какого-нибудь  душевного разговора, я позволял себе целовать её руку — до того мне она нравилась. Но чувства ровно никакого не было. В то время я как-то особенно недоверчиво стал относиться к влюблению: «Всё, мол... пойдут неприятности и т. д.»

   Одновременно он часто думал о ней и оценивал её. Разумеется, «беспристрастно», но симпатичных качеств за нею, несмотря на все недоверие влюблённого, всё-таки оказывалось больше, чем мелких недостатков. Он зачастил к Пащенко. Приезжал в Елец из Орла. Писал ей стихи.

      Как-то августовской ночью сидели они на балконе дома Пащенко. Ночь была тёмная, тёплая. Любовались звёздами. Потом пошли гулять по тёмной акациевой аллее. И ему и ей было сказочно хорошо. Держа Вареньку под руку, он тихонько поцеловал её в плечо. Произошло объяснение в любви, хлынуло чувство, от которого они оба потеряли головы на всю оставшуюся ночь...

      А на другой день она вдруг попросила его «забыть эту ночь». Вечером произошел тот разговор под всхлипы и слёзы девушки...

      Все уговоры и слова Бунина, чтобы как-то успокоить Варю, казалось, на неё не действовали. Она вроде бы его не слышала или не хотела слышать.

         И он умчался из Ельца в Орёл, совсем не помня себя.

         Свое состояние в те мгновения оценивал так:

     «Нервы,  что ли,  только я рыдал в номере, как собака... настрочил ей предикое письмо».

          А позже вспоминал:

         «Я ничего не слыхал, не видел, мысленно твердя одно: или она вернёт мне себя, эту ночь, это утро, эти батистовые оборки, зашумевшие от её замелькавших в сухой траве ног, или не жить нам обоим!»

         Не слова о любви, а жалящие чувство кинжалы!

     Юноша  терзался и  страдал:  «...голова  горит,  мысли путаются, руки холодные — просто смерть...»

    Вдруг он неожиданно получает от неё письмо. Сумбурное, довольно холодное.

         «Да пойми же, что весы не остановились, ведь я же тебе сказала. Я не хочу, я пока, видимо, не люблю тебя так, как тебе бы хотелось, но, может быть, со временем я и полюблю тебя. Я не говорю, что это невозможно, но у меня нет желания солгать тебе. Для этого я тебя слишком уважаю. Поверь и не сумасшествуй. Этим сделаешь только хуже. Со временем, может быть, и я сумею оценить тебя вполне. Надейся..

      Это её признание, что она его «не любит», а только «уважает», внесёт определённую ясность в поступок, который Пащенко совершит позже.

          Пока же...

        Он — «сумасшествовал». И снова писал в откровении брату, спрашивая: что делать? Было ясно, что именно. Ведь он готовил себя для другой, более «идеалистической жизни». Но чем настойчивее старался внушить себе, что завтра всё же надо написать решительное, прощальное письмо, — это казалось ещё возможно («последней близости между нами ещё не было»),— тем больше охватывала его нежность к ней, восхищение ею, благородное умиление её искренностью, прелестью её глаз, лица, смеха, голоса...

         Казалось,  всё кончено. И неожиданно — посыльный. И снова с запиской:

         «Больше не могу, жду!»

        Так то дома, то в городе, то в Ельце, то в Орле провёл молодой Бунин всю осень. Забросил работу. Да ещё вышла ссора в редакции. Из-за его смелых заметок в «Московских новостях». 29 мая 1891 года он пишет Юлию Алексеевичу:

        «Если бы ты знал, как мне тяжко! Я больше всего думаю сейчас о деньгах. У меня нет ни копейки, заработать, написать что-нибудь — не могу, не хочу... Штаны у меня старые, штиблеты истрёпаны. Ты скажешь — пустяки. Да, я считал бы это пустяками прежде. Но теперь это мне доказывает, до чего я вообще беден, как дьявол, до чего мне придётся гнуться, поневоле расстраивать все свои лучшие думы, ощущения заботами (например, сегодня я съел бутылку молока и супу даже без «мягкого» хлеба и целый день не курил — не на что).

     И этакая дура хочет жениться, скажешь ты. Да, хочу! Сознаю многие скверности, препятствующие этому, и потому вдвойне — беда!.. Кстати о ней: я её люблю (знаю это потому, что чувствовал не раз её другом своим, видел нежную со мною, готовой на всё для меня) это раз; во-вторых, если она и не вполне со мной единомышленник, то всё-таки — девушка, многое понимающая... Ну, да, впрочем, куда мне к чёрту делать сейчас характеристики!..»

        Исследователи жизни и творчества Бунина полагают, что Пащенко, как и её родителей, отпугивала бедность Бунина. Вполне вероятно. Однако он любил её и, наверное, понимая исход своего безрассудного поступка, пошёл на ещё один, унизительный для своей тонкой души шаг: попросил у отца Вари руки дочери. Естественно, получил отказ.

         Он никогда не забыл  этого. Не забыл, как папаша объяснял Бунину, что он вовсе не пара его замечательной дочери.

           Иван Алексеевич вспоминал, как характеризовал его отец Варвары:

          «...головой я ниже её по уму, образованию, что у меня отец — нищий, что я — бродяга (буквально передаю), что как я смею «иметь наглость дерзать, дать волю своему чувству».

         Доктор Владимир Пащенко считал себя человеком свободных взглядов, хотя жениху отказал: «Дочь моя совершенно свободна, но — буде пожелает, например, связать себя с вами какими-либо прочными узами и спросит на то моего, так сказать, благословения, то получит от меня решительный отказ».

     Иван Алексеевич не забыл также, как обозвал его «подлецом» брат Варвары, «раз он, не имея средств, хочет жениться».

       А Варина подруга назвала Бунина «мальчишкой, могущим подохнуть с голоду».

       От срама  жених  готов  был  повеситься. Герой его повести «Митина любовь» и в самом деле покончил жизнь самоубийством — застрелился. Но Бунин выжил. Выжил, несмотря на то, что ко всем его бедам прибавилось ещё и окончательное разорение его родителей — имение пошло с молотка, страдала мать. Он метался ещё и между Огневкой, где обосновалась семья.

      Но Варенька ответила согласием на страстное желание окончательно потерявшего голову жениха поскорее назвать её своей женой. А на предложение Бунина венчаться тайно последовал отказ. Не стала огорчать папеньку, но обещала полюбить мужа.

          Решили жить гражданским браком.

         Сговорились  уехать  в Орёл. Он  снял  номер в  гостинице, близ вокзала, она поселилась у «тётеньки», то есть в редакции. Но жить было не на что, и тогда у Бунина возникла мысль уехать в Полтаву, к брату. Ещё в октябре 1890 года Юлий Алексеевич получил место в Полтавском губернском земстве, в статистическом бюро. Это в Полтаву были адресованы письма страдающего от любви и невзгод младшего брата. Юлий стал звать его к себе, втайне надеясь отговорить от такой ранней и неладно складывающейся женитьбы, найти брату какое-нибудь место службы.

     В феврале 1891 года Иван поехал к Юлию погостить. Полтава его очаровала своим южным светом, тенистыми садами, широкими беспредельными полями вокруг.

        Он  любил  путешествовать,  и  в  этот  раз  «опять пространствовал», заглянул по пути в гоголевские места.

     Известно, что первое своё большое путешествие по Украине Иван Алексеевич Бунин совершил ещё летом 1890 года, когда на барже с дровами проплыл от Киева вниз по Днепру. Предпринято было это путешествие, как не раз он вспоминал, главным образом для того, чтобы побывать на могиле Тараса Григорьевича Шевченко, от поэзии которого «пришёл в восхищение» годом ранее, читая и перечитывая «Кобзарь» ещё в Харькове, когда впервые попал в Украину — гостил у брата перед началом работы в Орле.

       С того своего первого путешествия он полюбил Украину. Полюбил её тихий «светло-стальной Днепр», окрестные пейзажи, «далёкие деревушки и тополя», разлогие луга.

        Путь в Полтаву в конце августа 1892 года вместе с нею был одним из самых счастливых в его жизни.Он верил в будущее, радовался, что та, которую он любит, решила делить с ним жизнь, — прекратилась, как ему казалось, его «вечная мука».

        Радовало и то, что вместе будут жить в гоголевских местах. Недавней весною они так очаровали поэта.

            В Полтаве друзья и знакомые встречали молодых как мужа и жену. В их среде как раз в то время к законному браку относились без особого пиетета. Три «полтавских» года для Бунина были временем своеобразных житейских университетов. Здесь он пытался «служить», работал статистиком, библиотекарем, писал в газеты и журналы, пережил увлечение толстовством и, главное, приобретал первый, отнюдь не вдохновляющий опыт семейной жизни. Именно здесь прошли последние годы его трудного романа с любимой женщиной. Вся его любовь «теперь почти всецело выражалась только в ревности», — скажет он, вспоминая, в одной из своих повестей.

           Варвара  же  то приезжала к нему в Полтаву, то уезжала в Орёл, Елец, а он — мчался за ней. Дни, проведённые вместе, казались и ему самому, и окружающим вполне счастливыми.

            А тут ещё и радость его могла настигнуть. Могла, но...

      Видя серьёзность отношений дочери с «незаконным» мужем, папаша Пащенко написал ей письмо, что согласен на венчание её с Буниным.

         Но   Варя   скрыла  то   письмо   от  своего  гражданского  мужа.  Его обнаружили в архиве Варвары Владимировны много лет спустя, после её смерти. Почему она так поступила? Может, у неё вызревали другие планы в отношениях с Иваном Алексеевичем? Время покажет...

Только Бунин так никогда и не узнал о согласии доктора Владимира Пащенко на их брак с Варварой.

        Она же сама, не переставая, думала над тем, как долго их союз может продолжаться. И вот почему.

       Варя росла в далеко не бедной семье. И вдруг ей приходиться делить постель с практически нищим мужем. От этого её мысли кипели в муках.

       К тому же, он всё больше казался ейсухим и холодным, к нормальной, благоустроенной жизни не приспособленным.

        Но и это, наверное, было не главным. На Руси есть поговорка, согласно которой «с милым и в шалаше рай». Видимо, не для неё. Она ведь его так и не смогла полюбить. Было увлечение подающим большие надежды литератором? Да! Но не более того.

      Начались всё учащающееся её отлучки из дому, свидания с Арсением Бибиковым, ещё остававшимся другом Бунина.

    Воспользовавшись тем, что все мужчины отправились в собор и в приходские храмы в день присяги новому царю Николаю II четвёртого ноября 1894 года, Варя просто — напросто сбежала от своего гражданского мужа, оставив ему записку, отдающую льдом:

          «Уезжаю, Ваня, не поминай меня лихом»...

         Он  так  страдал,  прочтя эти сухие слова, что родные даже опасались за его жизнь.

         Да и сам он говорил:

         «Один (домой) не поеду, за себя не ручаюсь».

         А узнав,  что Варя  не просто уехала, как было написано в записке, а ушла к другому, вышла замуж за Арсика — друга Бунина Арсения Николаевича Бибикова, богатого орловского помещика,преуспевающего актёра театра и кино, литератора. Изменила ему. Предала его и его чистейшие чувства...

       Когда Иван Алексеевич это узнал, то «насилу выбрался на улицу, потому что совсем зашумело в ушах и голова похолодела, — писал Иван брату, — я почти бегом бегал часа три по Ельцу около дома Бибикова, расспрашивал про Бибикова, где он, женился ли. «Да, говорят, на Пащенки». Я хотел ехать сейчас на Воргол, идти к Пащенко и т. д. и т. д., однако собрал все силы ума — и на вокзал, потому что быть одному мне было прямо страшно. На вокзале у меня лила кровь из носу и я страшно ослабел. А потом ночью пёр со станции в Огневку и, брат, никогда не забуду я этой ночи!..»

       Несмотря  на  глубокую драму,  которую  пережил Бунин из-за ухода Варвары, зла на Арсения Бибикова, по мнению жены Ивана Алексеевича В. Муромцевой-Буниной, «у него не было». И когда Бибиковы с 1909 года зиму стали проводить в Москве, их общение с Буниным возобновилось, хотя с Варварой у него установился чисто внешний официальный тон.

        В конечном счёте, судьба новой семьи Варвары оказалась недолгой и трагичной. У Бибиковых родилась дочь Милица, музыкально одарённая, поступившая в консерваторию по классу рояля. В возрасте 13 лет она заболела туберкулёзом, и её отправили на лечение в Давос, в санаторий. Во время начавшейся первой мировой войны родителям предложили забрать девочку домой, и по дороге в Россию она скончалась. Варвара Владимировна Пащенко-Бибикова умерла в Москве 1 мая 1918 года тоже от туберкулёза, как девять лет спустя от той же болезни и Арсений Бибиков.

          1 (14)  мая 1918 года  когда-то  страдающий  по Варваре  Бунин сухо записал в своем дневнике:

            «Утром в 10, когда я ещё в постели, — Арсик — плачет — умерла Варвара Владимировна. Весь день в момент этого известия у меня никаких чувств по поводу этого известия! Как это дико! Ведь какую роль она сыграла в моей жизни! И давно ли это было — мы приехали с ней в Полтаву»...

             Тогда  в  1918 году  Иван  Алексеевич, наверное, лукавил. Ведь в 1923 году он напишет: «А ведь это — была моя первая и такая жестокая, многолетняя любовь»...

                А в феврале 1941 года в его дневнике появятся такие строки:

              «Вспомнилось почему-то время моей любви, несчастной, обманутой — и всё-таки в ту пору правильной; всё-таки в ту пору были в ней, тогдашней, удивительная прелесть, очарование, трогательность, чистота, горячность...»

         А может, она являлась к нему такой, какой он её выдумал в своем великом творческом воображении? Вполне вероятно.Ведь не просто так сказал он однажды корреспонденту французской газеты «Дни»: «...Господи, да ведь это, быть может, главная моя любовь за всю жизнь... А оказывается, её не было».

           Лукавил и на этот раз Бунин? Скорее всего, да! Она была и жила в его душе всегда! В той же Лике в романе «Жизнь Арсеньева», его рассказах.

        Хотя Варвара Владимировна Пащенко оказалась для него, по его же мнению, «великим несчастьем». Это уже ближе к истине.

         А  осталась  онав  нашей  памяти  лишь  только  потому, что судьба наградила её встречей и определёнными отношениями с великим Буниным.

Не более того...