|
Алёна Дружина Студентка III курса русского отделения филологического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова. |
ИДЕАЛЬНЫЙ ХУДОЖНИК ИВАН БУНИН В РОМАНЕ М. РОЩИНА «КНЯЗЬ»
Предисловие
Как приходят к изучению творчества И. А. Бунина? Наверное, разными путями. Поступающий на филологический факультет абитуриент уже что-то прочёл из наследия писателя и, вполне вероятно, хочет углубить свои знания о нём. Поэтому обычно он и выбирает спецсеминар, в названии которого есть это имя. Вот и Алёна Дружина пришла в мой спецсеминар, носящий название « И. А. Бунин и его литературное окружение». Конечно, в первую очередь, её интересовал сам писатель, его произведения. Но, поговорив со студенткой, мне удалось выяснить, что у неё уже составилось некоторое представление о его творчестве, и показалось интересным предложить «проверить» его мнением других компетентных людей, причём не литературоведов, а именно писателей. Иными словами, нацелить её на то, каким вырисовывается образ этого художника в сознании творческой личности. Так мы пришли к совершенно новому и не освоенному в литературоведении материалу «Образ И. А. Бунина в романе Михаила Рощина «Князь». Здесь возникло сразу несколько очень интересных литературоведческих задач. Что перед нами: научное исследование, беллетризованная биография писателя, портрет художника или что-то иное? Тем более, что у Рощина был предшественник — крупный литературовед Олег Михайлов, почти всю жизнь посвятивший изучению творческого пути Бунина и тоже напечатавший в серии ЖЗЛ книгу о Бунине.
Что в итоге получилось — судить читателям...
Мария Викторовна Михайлова,
засл. профессор МГУ имени М. В. Ломоносова,
доктор филологических наук, профессор филологического факультета,
действительный член РАЕН, член Союза писателей Москвы.
Иван Алексеевич Бунин по праву считается одним из наиболее влиятельных фигур в русской литературе, и, вероятно, этим можно объяснить тот факт, что многие писатели называли его своим учителем. Неоднократно о своей преданности творческим принципам и идеалам Бунина говорил и Михаил Михайлович Рощин, известный советский писатель и драматург, чьей прозе, однако, мало внимания уделяли как читающая публика, так и литературная критика. И это при том, что свою прозу он ценил, пожалуй, даже выше своей драматургии, хотя именно последняя ввела его имя в первый ряд русских драматургов. Он и сам признавался, что его мучает намертво приставшее к нему определение «драматург». И это стремление обратить внимание на свои прозаические произведения проявляется в концепции недавно изданного собрания сочинений писателя(1). В каждом томе представлены разные жанры, что заставляет читателей видеть в Рощине прежде всего не драматурга, но одновременно с ним и прозаика и эссеиста. Но всё же стоит указать, что некоторые исследователи прозы и авторы литературоведческих статей пишут в своих работах и об особенностях его прозы. Д. Тарханова отмечает «поистине «фламандскую» сочность», называет его творчество «плотским»(2), но очень поэтичным, и в этом видит его схожесть с Буниным. А. В. Клименко утверждает, что проза Р. создала ему репутацию последовательного приверженца классического реализма, продолжателя «чеховско-бунинской» традиции в русской литературе»(3). То есть о влиянии Бунина говорил не только сам Рощин.
Несмотря на это проза Рощина все ещё менее востребована, хотя среди его наследия есть роман, в котором автор прямо «признаётся» в любви к Бунину, делая его героем своего произведения. Это обращение к любимому автору, конечно, неслучайно. Кроме несомненной любви к своему кумиру, есть ещё ряд причин, позволяющий понять, почему в качестве главного героя выбран именно Бунин. И уже этот факт определил замысел романа «Князь».
Роман «Князь» вышел в 2001 году в серии «Жизнь замечательных людей» и, возможно, именно поэтому был воспринят и оценён как роман — биография, что привело к упрощённому пониманию книги и упрёкам со стороны критиков в неправдоподобии в воспроизведении канвы судьбы художника, искажении фактов биографии Бунина, непоследовательности в использовании документального материала. Однако отнесение романа к «биографии писателя» неверно. Ни к одному из представленных в этом жанре вариантов отнести произведение Рощина нельзя, так как в нем налицо нарушение автором хронологии жизни писателя, произвольность в отборе документального материала, домыслы в отношении некоторых близких Бунину лиц, субъективность авторских комментариев, а также самостоятельный, не опирающийся на принятые суждения анализ произведений художника. Также присутствует неизменное авторское восхищение своим героем, которое читается в каждой строке, что исключено в «объективном» письме спокойного биографического повествования. Следовательно, возникла необходимость определения жанра, от чего зависят и критерии оценки.
Возникло предположение, что роман «Князь» следует рассматривать в русле романа о художниках, типологические признаки которого определились отчётливо в ХХ веке. И тогда обнаружилось, что все замечания рецензентов по отношению к «Князю», характеризующие его как неудачную биографию Бунина, лишь подчёркивают, что роман занимает своё место в ряду подобных произведений. Тогда все упрёки, высказанные по поводу романа как романа-биографии, нивелируются и оказывается, что всё подмеченное рецензентами как раз и «работает» на реализацию творческого замысла Рощина.
Так например, рецензенты упрекают Рощина в вольном использовании фактических данных, а именно: довольно объёмных отрывков из дневника А. Белого, статей В. В. Розанова, воспоминаний Нины Берберовой в главе о Мережковском, который, по мнению С. Боровикова, был «далеко не главным»(4) персонажем в жизни Бунина. Автор рецензии считает, что не было необходимости уделять столько места в произведении личности Д. С. Мережковского, так как это вступает в противоречие с, правда, всё же не очень определёнными признаками биографической прозы. Однако Рощин не случайно акцентирует внимание на образе Мережковского. Тесное общение супругов Мережковских и Буниных в эмиграции вызывает удивление писателя, он называет этих людей «несовместимыми» в силу их приверженности разным литературно-эстетическим взглядам. Как и герой с его поистине «бунинской неприязнью к формализму, декадентству» мог быть в отношениях «“почти дружбы” с главой формальной школы и декадентом в одном лице?»(5) — задаётся вопросом Рощин. И здесь же высказывает собственную догадку: дело в том, что эмиграция поставила их в одинаковое положение. Так в романе возникает «параллель»: Бунин — Мережковский. Но для автора это и антитеза. Противопоставление настоящего русского талантливого художника и «самозваного» корифея русской литературы. Можно оспорить такой антагонизм. Но Рощиным он весомо обосновывается. И основными критериями становятся искренность и талант, отношение к русскому народу или пристрастие к «чужому, иноязычному, западному». О Мережковском Рощин составил твёрдое мнение: «Много показного, пышного, ложного. И это сразу отсылает читателей к упомянутому автором первом «враге» Бунина — фальши и «первом Боге» русского писателя — правде. Ни того, ни другого Рощин у Мережковского не обнаруживает. По его мнению, этому писателю было свойственно «умение взять чужую мысль, чужое творчество, развить, как своё». Это можно расценить как обвинение (тем более что современная филология отнюдь не так однозначно расценивает сделанное Мережковским в литературе), но оно необходимо автору, чтобы ещё ярче обозначить новаторство, талантливость и правдивость творчества Бунина. В таком случае роль, которую отводит Рощин Мережковскому, исключительно важна, и это не противоречит принципам создания романа о художнике. Дмитрий Сергеевич выступает как антагонист Ивана Алексеевича. С этой же целью автор подчёркивает дворянские корни Бунина, недаром роман начинается с указания на домашнее его прозвище «Князь», а сам он в романе назван «рыцарем русской литературы».
Можно найти и немало других примеров, которые с точки зрения логики оправдывают отнесение произведения не к жанрам биографии, а к романам о художнике, что позволяет иначе определить предмет исследования Рощина. В таком случае закономерен вопрос: «Может быть, автор не воссоздаёт образ Бунина, а создаёт свой тип идеального художника?»
Наше внимание с самого начала привлекает уточнение в названии книги — «Иван Бунин, книга о русском писателе», а позже автор признаётся, что пытается «выстраивать какой-то стереотип». Каждая глава, несмотря на внешнее стремление соблюсти хронологический принцип, обычно господствующий в биографии, представляет собой обращение к тем свойствам, которые Рощин считает обязательными для русского литератора. Образ Бунина выступает как идеал писателя, наделённого всеми необходимыми для этого качествами. На его примере автор иллюстрирует собственные представления о художественных задачах, демонстрирует личное понимание обстановки в России в начале XX века внутри литературной среды и общества в целом. С этой целью происходит и отбор привлекаемого документального материала.
Мысль о воплощении образа идеального писателя возникает в самом начале, Рощин заранее стремится сформировать у читателя кругозор ожидания: «Мы знаем, кто был графом в нашей литературе. Бунин был её князь — рыцарем, собою, всей жизнью утвердил, что значит быть русским писателем, — каждой строчкой». И далее следует на примере Ивана Бунина характеристика русского писателя, причём Рощин «подвёрстывает» небесспорные характеристики идеального писателя под биографию своего героя и идеи, извлекаемые из дневниковых записей самого Бунина. Так уже в первой главе «Истоки» автор «бросает» вот такое замечание: «Русским писателям Бог судьбу лепит почти по одному стереотипу». Очень уместно, по нашему мнению, здесь слово почти. Без него, пожалуй, эта фраза вызывала бы несогласие. Тем не менее, далее следует умозаключение: «Родиться положено где-нибудь в среднерусской полосе, <...> в семье дворянской, <...> но чаще уже обедневшей. <...> Отец достаётся обычно <...> крутонравный, суровый или чересчур весёлый, мот и гуляка вроде А. Н. Бунина» и т. д. в том же духе. Следует отметить условность сделанных Рощиным обобщений, на них неоднократно указывали рецензенты. С. Боровиков называет эти выводы «легковесно — неточными», как справедливо пишет, что «в предложенный стереотип не ложатся судьбы таких непоследних русских писателей, как Крылов, Пушкин, Достоевский, Гончаров, Чехов и др.».
Эту склонность Рощина к обобщениям, можно даже сказать, «притянутым» характеристикам можно рассматривать как существенный недостаток произведения. Но... только в том случае, если перед нами биография. Но это вполне допустимо в связи с нашим определением жанра этого произведения как романа о художнике. Отметим, что Рощин даёт также и пейзаж, подробно перечисляя всё, чем богата Воронежская губерния — «самая глубокая, исконная Русь». Думается, такая историческая перспектива, детали ландшафта становятся, по Рощину, местом, на фоне которого рождаются и проводят юность большинство русских писателей. «Никакой поэт не растёт одиноким цветиком среди голого поля» — пишет автор, имея в виду «стихию великого родного языка», «океан великой родной литературы». Но «раньше всех приходит к русскому писателю Пушкин», — добавляет он и словно в доказательство справедливости своей мысли приводит фрагмент из «Жизни Арсеньева», в котором герой вспоминает, как поразил его Пушкин «колдовским прологом к “Руслану”» и что эти стихи «на весь век вошли» в его существо. Потом идёт перечисление длинной и прочной цепи преемственности русских писателей, «школы русской литературы». А в конце автор делает ещё одно обобщение: «Русский писатель обычно наделён нежной, чувствительной душой <...>, и всякая мысль о смерти» для него всегда есть «мучение и тревога». И снова Рощин обращается к «Жизни Арсеньева», к эпизоду смерти Нади, младшей сестры героя, чья утрата оставила в его душе глубокое впечатление. В очередной раз автор предоставляет Бунину возможность объяснять самого себя через Алексея Арсеньева, хотя и учитывает неполную автобиографичность этого произведения.
В романе много фраз, начинающихся со слов: «Русскому писателю...», после которых следуют некие «положения», которые можно трактовать как рощинскую концепцию типичного русского сочинителя. Так, для этого не обязательно «иметь исключительные, судьбоносные, необыкновенные любовные истории», быть небогатым, ведь «бедность — обычная спутница жизни» русского писателя. Дополнением к портрету служат и такие авторские комментарии: «Русский писатель всегда искренен», ему «предопределено всю жизнь чувствовать свое отчаянно-отчётливое одиночество». О Бунине как наиболее ярком образце такого типа личности в книге говорится, что «проклятая фальшь» —его «первый враг» и что он с раннего детства фиксирует в себе «ощущение одиночества», несмотря на присутствие уже в юности брата Юлия, а позже и Веры Николаевны Муромцевой — Буниной.
Рощин упоминает о любви Бунина к Москве и цитирует разнообразные появления этого чувства на страницах его произведений, делая при этом вывод, что «русский писатель не может не любить Москвы и не писать о ней». Следом, однако, идёт утверждение, что «русский писатель — всегда европеец. Образованный человек не может не быть европейцем, не втянуть в себя мировой культуры». Вообще, писатель, по Рощину, «тем и занимается всю жизнь, что ищет и выражает себя <...>». Применительно к Бунину здесь подразумевается опровержение утверждения современной ему критики, что он подражает Тургеневу или Чехову, с чем Иван Алексеевич никогда не соглашался и даже вызывающе заявлял: «Да я из Гоголя!». Следовательно, Рощин подспудно намекает на сложность верного истолкования творчества художников и необходимость для каждого из них самоопределения.
На основании статьи В. Ходасевича «Кровавая пища» автор романа «Князь» приходит к выводу о существовании ещё одной печальной черты, свойственной судьбе русских писателей: «Конец жизни — всегда трагедия». Рощину важно донести до читателя, что и в этом случае «закономерность судьбы русских писателей не обошла Бунина», что и ему «выпало оказаться в общей катастрофе, выпала революция».
Но «всё когда-то окупается у русского писателя», «когда-то награждает Бог» его «своим звёздным часом, мигом ослепительного признания и фейерверка славы». И в качестве примера приводит он награждение Бунина Нобелевской премией, которую тот получил в 1933 году. Кроме того, «русскому писателю положено судьбой совершать своё открытие в литературе». Таким открытием Рощин называет сборник «Тёмные аллеи», новеллы которого «необычайно новы», «наполнены печалью воспоминаний», «тоской обо всём, о чём здесь говорится» «с беспримерной, жарко — плотской откровенностью». Из этого признания следует, что наиболее желаемым приобретением для русского писателя после воплощения правды автор романа считает свободу: свободу от общественных условностей, чужого мнения, предрассудков, традиций. Здесь свобода понимается как способность идти наперекор установкам и требованиям. И такими людьми, «ни на кого не похожими, всегда неожиданными, непокорными» Рощин называет Л. Н. Толстого и, конечно, Бунина. Возможно, этот пример свободного в своём творчестве литератора имеет особое значение для Рощина, начинавшего задумывать повествование о Бунине в 70-е годы ХХ века, когда право на самовыражение советского писателя было поставлено под сомнение всей системой общественных ценностей.
Все вышеперечисленные черты русских классиков, условные и во многом составляющие костяк представлений об облике русского писателя самого Рощина, заставляют воспринимать «книгу» как относящуюся к жанру романа о художнике, являющую собой результат субъективных авторских переживаний. Перед нами творческая интерпретация Рощиным облика Бунина — художника. Об этом свидетельствуют и особенности его изображения в романе.
Среди них стоит обратить внимание на особенности описания ранних периодов жизни Ивана Алексеевича. В этом случае Рощин передоверяет говорить о себе самому Бунину, но пользуется для этого отрывками «Жизни Арсеньева», считая, что здесь «никакой комментарий по сути не нужен». По мнению автора, герой Лики «сливается» с самим автором. Поэтому и позволяет себе Рощин так часто апеллировать к этому роману. Но надо напомнить, что роман бунинский написан уже «по итогам» жизни, и здесь Бунин смотрит на свою молодость и оценивает её с высоты прожитых лет. На основании этого можно сделать вывод, что Рощина не интересует процесс созревания писателя, в его произведении Бунин предстает уже сформировавшимся художником, Хотя автор книги и прибегает к довольно банальным фразам вроде: «Писатель учится писать всю жизнь, даже самый гениальный». В то же время глава «Истоки» скорее сообщает о «трафаретных» условиях рождения и юности русского писателя, чем даёт представления о конкретных биографических фактах из юности самого Бунина.
Спорной представляется и оценка Рощиным отношений Ивана Алексеевича с Варварой Пащенко. Он видит причину расставания молодых людей исключительно в желании юноши писать: «...и он, и она мало верили в возможность своей совместной семейной жизни. А всё Бунин! Его литература! Он хотел одного — писать, всё остальное всегда только мешало ему, досаждало». Без внимания остаются письма Бунина к брату, Юлию Алексеевичу, в которых много свидетельств той поры, и упоминания Веры Николаевны о том, как тяжело он переживал разрыв со своей возлюбленной, а потом и известие о свадьбе Варвары и своего друга Арсения Бибикова. Зато Рощин снабжает текст главы «Варя — Лика» описанием творческих исканий классика, взятого из записей самого Бунина.
Итак, автор «Князя» бунинские отношения с людьми рассматривает через призму «желания писать» и допускает упрощённую трактовку одного из самых знаменательных событий в жизни реального Бунина, желая воплотить свой замысел о том, что писатель — «живёт, чтобы писать». У Рощина этот тезис упоминается очень часто и доказывается постоянно. Под этим углом зрения он рассматривает многие события жизни художника.
Как известно, любую историю можно преподнести так, что она станет выражением определённой точки зрения. Это утверждение особенно актуально для Рощина при описании истории отношений Ивана Алексеевича Бунина с Анной Николаевной Цакни, дочерью владельца одной одесской газеты. Утверждая, что из семейной жизни «опять ничего не получилось», автор следом дополняет: «Аня запиралась от мужа в своей комнате, “мамаша” влезала в каждую мелочь, репетиции и оперы продолжались, и Бунину всё более хотелось лишь одного: бежать, уехать». Отчасти воспроизведение домашней обстановки Рощиным является верным. Например, Вера Николаевна в своих мемуарах писала, что мужа действительно раздражало, что в семействе Цакни «двери на петлях не держались» от постоянных гостей, а это «обстановка не для писателя». Но Рощин обходит стороной некоторые факты, которые могли бы быть интерпретированы для Бунина негативным образом. Так, ничего не упоминается о том, что у Анны Николаевны тоже были причины быть недовольной супругом: «после венчания “молодой” с тестем, заговорившись, вышли на паперть и бессознательно пошли вдвоём домой», оставив жену. А после «скандала» на свадебном пиру «Иван Алексеевич в бешенстве выскочил из столовой в гостиную, запер за собой дверь на ключ и до утра не вышел». Первый разрыв произошёл вообще «из-за пустяков»: «К Цакни приехала погостить знакомая чета, которая не понравилась зятю, а он не умел или не хотел скрывать своего отношения к ним».
Как видим, Рощин сглаживает некоторые негативные моменты в жизни Бунина или вовсе не упоминает их, что и позволяет говорить о его стремлении создать свой образ Бунина, существенно отличающийся от реального, который известен по многочисленным мемуарам и воспоминаниям. Рощин сознательно избегает высказываний, способных представить его героя в невыгодном свете и, даже не соглашаясь с реальным писателем в оценке творчества некоторых его современников, находит смягчающие обстоятельства, заключающиеся в том, что Бунин позволял себе резкие высказывания, ибо находился «на страже русской литературы».
Итак, можно сделать вывод, что проанализированная в жанровом аспекте книга М. Рощина о Бунине явилась оригинальным произведением, где в «контуры» бунинского облика вписано представление советского писателя о том, каким должен быть истинный художник, если он говорит от имени Русской земли.
1. Рощин М. Собр. произведений: В 5 книгах. М., 2006-2007.
2. См.: Тарханова Д. Пять томов добра и правды // Современная драматургия, 2008. № 1. С. 241—243. (рец. на кн.: Рощин М. Собрание произведений в пяти кн.).
3. Клименко В. Как живешь, человек? // Литературное обозрение, 1982. № 7. С. 74.
4. Боровиков С. Михаил Рощин. Князь // Волга. Саратов, 2000. №1. С. 232-233.
5. Рощин М. М. Князь. Книга об Иване Бунине, русском писателе. М., 2000. Далее ссылки на это издание в тексте статьи даются без указания страницы.